Царственный паяц
Шрифт:
одевить, за- мужница, твои черты (Замужница) *; алые уста, взбурлившие мне кровь
(Злата); графиня ударила веером страусовый опешенного - опе-
246
вор «руп, корап». С другой стороны — вследствие своей книжности — нормально
четырехсложное «дирижабль»: «Солнце, закатное солнце! твой дирижабль оранжев»!
(В пяти верстах по полотну), и допустима также рифма: «рубль — Врубель» (Поэза вне
абонемента).
* Два последних причастия, впрочем,
«накапан» и «исстраданный»: «отстраданный» нам только что встретилось. Отмечу
мимоходом еще одну необычную глагольную форму: «пронзовывал» вм. «пронизывал»
(Крымская трагикомедия).
шившего от этой выходки — шевалье (На премьере); Вы весело в дороге проведете
следуемый час (Шантажистка, ср. обычное «следуемые деньги»); о том, что сказано, о
том, что не успето («Один бы лепесток»); крылю восторг, пылаю фимиамы (Ванда, 3);
лишь ты, мечтан- ный мой, мой светозарный (Поэза о трех принцессах); ветка
переехан- ной сирени и бокал, извиненный до дна (У Е. К. Мравиной). Сам я, в
стихотворении «Мертвая наука» (Памятка Смоленская, Смоленск 1911), позволил себе
сказать: где в груде, весь растреснут, лишь камень предлежит очам.
Не затрудняют понимания и некоторые смелые обороты, иной раз насильственные и
неудачные, но не раз краткие и выразительные. Примеры: я бьюсь Мариею Потоцкой
(Бахчисар. фонт.), вм. бьюсь об заклад: поэт мог бы, а пожалуй и должен был сказать
«клянусь»; дрожал я войти в кабинет (Соната - сильно боялся); она на пальчиках
привстала (Маленькая элегия — отчего не на «-ки?»); грозы и туманы, вечера в луне
(Четкая поэза — вм. «при луне»); это только в жасмин, это только в сирень («Это
только в жасмин» — в пору их цветения); в шик опроборенные великосветское олухи
(В блесткой тьме); каретка куртизанки, в коричневую лошадь (Кар. курт.) - с
последними двумя случаями сравним «комната в два окна», «забор в рост человека»;
нечто красочно-резкое, задохнувшее смех (Марионетка проказ — заставившее
задохнуться); проснись любить! смелее в свой каприз! (В березовом коттэдже); как
пошло вам! (Тж.); мне запечалилось (Письмо из усадьбы); пустить корабль до дна
(Агасферу морей — только рифма вызвала такую замену обычных соединений «на
дно» или «ко дну»); отныне оба - мечта и кисть - в немой гармонии (Врубелю - вм. обе!
рифма: на крышку гроба); раз объелся пирогами (Дурак — вм. пирогов), одна из этих
вечных статуй как-то странно мнилась мне добра (Белая улыбка, I); с пьедестала
отошла сестра кариатид (Тж., III); горничная Катя... торопится
Августа 1912 года) *.
Не опасно для смысла также, притом весьма редкое, нарушение обычного порядка
слов: полвека умер он уж, вот (Белая улыбка, I); минуты счастья! я вижу вас ли?
(Звезды); морей безбережных среди (Южная безделка); в небе грянула гроза бы
(Рондель: «От Солнца я веду свой род»); сверкнули глаза два горячих (Поэма между
строк, II).
Однако Игорь, чему мы видели целый ряд примеров, все-таки не раз выражается
так, что я не могу его понять; между тем я полагаю,
* Управление по литературному неправильное, но в народе обычное, представляет
одно заглавие в Ананасах: «По восемь строк» вм. «По восьми».
что, хотя бы наш поэзник иногда писал для немногих, я, как филолог и поэт,
безусловно принадлежу к тем, кому должно быть возможно его уразуметь. Печатаются
же люди несомненно для того, чтобы передать свои мысли и чувства, каковая цель при
непонятности не достигается.
Положительно, Северянин иногда злоупотребляет широкою свободой, узаконенной
уже Горацием, сказавшим, что:
запрета нет, и не будет
В речи своей выводить слова современной чеканки, -
247
или общее, но с некоторою, здесь не приводимою, оговоркой насчет разумности:
живописцам всегда и поэтам Смело решаться на все давалось полное право.
Николай Гумилев ИЗ «ПИСЕМ О РУССКОЙ ПОЭЗИИ»
(отрывки)
Из всех дерзающих, книги которых лежат теперь передо мной, интереснее всех,
пожалуй, Игорь Северянин: он больше всех дерзает. Конечно, девять десятых его
творчества нельзя воспринять иначе как желание скандала или как ни с чем не
сравнимую жалкую наивность. Там, где он хочет быть элегантным, он напоминает
пародии на романы Вербицкой, он неуклюж, когда хочет быть изящным, его дерзость
не всегда далека от нахальства. «Я заклеймен, как некогда Бодлэр», «пробор- чатый...
желательный для многих кавалер», «мехово», «грезэрка» и тому подобные выражения
только намекают на все неловкости его стиля. Но зато его стих свободен и крылат, его
образы подлинно, а иногда и радующе неожиданны, у него есть уже свой поэтический
облик. Я приведу одно стихотворение, показывающее его острую фантазию, привычку
к иронии и какую-то холодную интимность.
ЮГ НА СЕВЕРЕ
Я остановила у эскимосской юрты
Пегого оленя, — он поглядел умно,