Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
Язык Нина Петровна ставила на первое место, поэтому два месяца упорно сидела на уроках английского и проходила азы с сыном, пытаясь хоть как-то втянуть ребенка в процесс обучения. Тяжело шло! Валерия Алексеевна Маленкова предлагала поселить преподавателя, а лучше двух, непосредственно в доме, чтобы говорили с мальчиком исключительно на английском.
— Сережа, и Рада языки знают, Ира говорит. Сделай так, чтобы в доме по-русски не разговаривали, посмотришь, какие сдвиги будут! — убеждала Валерия Алексеевна.
Но
— Муж за такое нас из дома выгонит! Как это, скажет, русские люди по-английски общаются?!
— Никита Сергеевич поймет, что это учеба. Мой Георгий именно на таком методе настоял, эффект — потрясающий! Хочешь, попрошу, чтобы он Никите Сергеевичу пользу объяснил?
— Ни в коем случае! — запротестовала Нина Петровна. — Не говори ничего! Мы как-нибудь по старинке обучимся.
Знала жена, что муж за такие вольности закатит грандиозный скандал. Он вообще был против, чтобы в доме члена партии, появлялись всякие учителя-репетиторы:
— На это школьные кружки есть! Пусть туда ходят, если дополнительные знания нужны! А то — все дети в школу идут, а у барчука собственный учитель. Тут запах с гнильцой!
— Но ведь ребенка выучить надо! — ломала руки Нина Петровна, она стремилась дать детям все лучшее.
— Учи по-советски!
— А если мальчик ленится, а хочет только играть?
— Что он, бестолочь?! — раздражался Хрущев. — Ты дома сидишь, вот и решай!
Со старшими мать была строга, а здесь, на Илюше — таяла, — такой он сладкий, такой милый, сердечный! Ниной Петровной Илюша вертел, как хотел, а ей так хотелось, чтобы детки выросли умненькими, разносторонне развитыми.
Иришку, вместо фортепьяно определили играть на скрипке, но Нина Петровна скоро поняла, что поторопилась, лучше бы и младшая училась на пианино, это как-то понятней, а скрипка — кому на ней сыграешь? Да только Иришка втянулась, нравилась скрипка.
— У нас не было возможности учиться, а мы изо всех сил к знаниям тянулись, что я, что Никита Сергеевич. А Илюша ничего не хочет! — жаловалась подруге Нина Петровна.
— И мои ребята не особо усидчивы, но я им спуска не даю! — отозвалась Маленкова. — Потом спасибо скажут!
Валерия Алексеевна была в семье диктатор, недаром руководила образцовым учебным заведением, поэтому с детей в семье был особый спрос:
— Мне двоечники не нужны!
— Я Илюшку обижать не могу, чуть что — он в слезы, сердце сжимается! — в конец расстроилась Нина Петровна.
— Ну, балуй, балуй!
Никита Сергеевич приехал домой сосредоточенный, хмурый, по дороге он встретился с Булганиным.
— Что не так? — спросила Нина Петровна.
— Голова гудит, — ответил муж.
— Хочу об Илюше поговорить, о его занятиях?
Хрущев печально посмотрел на жену.
— Давай,
9 июня, вторник
— Чтоб вам пусто было! Чтобы вы издохли! — выключив радиоприемник, ругался хрущевский водитель. Он с ненавистью захлопнул дверь «Зиса».
— Чего кричишь? — спросил шофер Демичева.
— Опять киевлянам просрали! — Саня, хмурясь, закурил.
На лавочке, в чахлой тени низкорослой липы, расположились водители Ясного и Промыслова, другие устроились на мягких сиденьях собственных машин.
— Ребята! Наши только что «Динамо-Киеву» продули! — истерично прокричал хрущевский Саня.
Кто-то высунулся из «Зима» и недовольно отмахнулся:
— Уже знаем, радио слушали!
Футбольная команда Московского военного округа проиграла полуфинальный матч Киевскому «Динамо».
Хрущевский шофер с ожесточением сплюнул.
Из крайнего «Зиса» показался фурцевский Аркашка:
— Че там, Сань?!
— Опять киевляне нас вздули!
— Балбесы! — выругался милиционер, куривший у парадного.
— Куда годится? — вздохнул Аркашкин сосед из следующего «Зиса».
— Стадион как взбунтовался, — продолжал хрущевский водитель. — Прямо вой стоял!
— Наваляли нашим! — хмуро подтвердил второй милиционер, появившийся во дворе. Он тоже был заядлый болельщик. Футбол, впрочем, никого не оставлял равнодушным.
— С кем они в финале играют? — поинтересовался первый милиционер.
— С торпедовцами, — ответил водитель белой «Победы». Он привез в горком начальника городского здравоохранения.
— И «Торпедо» хохлам продует!
— Хер им! — показал дулю водитель «Победы».
— Пальмова предупредили за опасную игру, красную карточку дали! — вспомнил Аркашкин сосед.
— Ему надо было киевлянину в пятак бить, а он сдрейфил! — выкрикнул Саня.
— Драться нельзя! — оттопырил губы Аркашка.
— Все можно! — протянул шофер «Победы».
— Что они, лучше нас? — спросил водитель серого «ЗИМа».
— Выходит, лучше, — отозвался постовой у ворот.
— Как, как?! — выпучил глаза хрущевский Саня, подскакивая к милиционеру. — Кто лучше? Кто?! Ну-ка, повтори?!
— По местам! — оборвал болельщиков Букин, появившийся в дверях парадного. — Разойдись!
Хрущевский водитель выбросил в урну, скуренную донельзя папироску, и ругаясь, ушел в шоферскую. Аркашка сладко растянулся на заднем сиденье фурцевского лимузина. Один постовой милиционер вернулся в вестибюль, другой потоптался на крыльце, поправил фуражку и размеренным шагом удалился в будку, при въезде в горкомовский двор. Водитель главного врача города перебрался на освободившуюся лавочку под липой и стал лузгать семечки.