Царство. 1951 – 1954
Шрифт:
Но в социалистическом государстве действовал запрет на вероисповедания — сегодня даже малому ребенку было известно, что Бога нет. Любые религии преследовались и искоренялись. Товарищ Сталин с упорством воина уничтожал «религиозные пережитки», насаждая веру в советские идеалы, в большевистскую партию, в незыблемый социалистический строй, который, по мнению вождя, станет панацеей для человечества. Религии, утверждающие божественное присутствие, мешали Сталину властвовать. Взамен он дал коммунизм и настырно вбивал его в головы.
— Какой
24 июня, среда
— Слышал, у Берии дочь родилась? — Хрущеву звонил Булганин.
— Да ты что! Когда?!
— Вчера вечером.
— А я сижу, и ничего не знаю!
— Он, хитрец, никому не говорил, что папой станет.
— Во как! Знал я, что Лаврентий к женскому полу неравнодушен, а чтобы так, с детишками, такого рыцарства предположить не мог! Надо его скорее поздравлять! — разволновался Никита Сергеевич.
— Мы уже поздравили — и я, и Маленков. Ворошилов готовится с целой речью выступить, в стихах, — уточнил Николай Александрович.
— Гляди, какие у нас люди — на все руки мастера, не то, что мы с тобой! Кто бы мог подумать, что боевой командир, товарищ Ворошилов, поэт?
— За него водитель рифмы строчит, а Клим только зачитывает с выражением, — хмыкнул Булганин.
— А я-то решил, еще один классик в поэзии объявился!
— Классиков, Никита Сергеевич, у нас без поэтов хватает. Ты давай, не тяни, звони Лаврентию, поздравляй.
— Обязательно, обязательно! Надо бы к нему поехать, цветы преподнести, как думаешь?
— Поезжай.
— Как ребенка назвали?
— Марта.
— Девочка, значит. А мать кто?
— Зоя Ланская.
— Что-то не слышал о ней, — промычал Никита Сергеевич.
— На прошлой неделе, за обедом у Кагановича, ее обсуждали, косточки Лаврентию мыли, — подсказал Булганин.
— Какой-то разговор был. Про студенток говорили, что он Дон Жуан, и что у него, что ни день — новая зазноба. Каганович еще возмущался. А про Ланскую Зою не припоминаю.
— Берия ее в прошлом году, на торжественном открытии магазина «Детский мир» приметил. Помнишь, когда с эскалатора вниз сошли, такая видная дивчина мороженым нас угощала, все улыбалась, глаза голубые! Подошла к Лаврентию Павловичу: «Попробуйте мороженого!» Я еще тогда ему подмигнул!
— Мороженое помню, а кто угощал — нет, — отозвался Никита Сергеевич. — В «Детском мире» отличное мороженое, они его сами делают. Шоколадное больно вкусное, но и сливочное — пальчики оближешь! Я тогда целых два ухватил — и сливочное, и шоколадное. С удовольствием оба слопал. Мороженое там в вафельных стаканчиках, — уточнил Хрущев. — Магазин тогда обошли и склады смотреть отправились, у них склады в подвале и гараж там, до мелочей все продумано! Я прям
— В подвал пошли, верно! — перебил Булганин. — А Лаврентий не пошел. Я сразу понял, к чему дело клонится. Стоит Лаврентий, как вкопанный, и глаз с нее не сводит! На открытие Центрального детского мира райкомовские всех симпатичных студенток собрали, чтобы вид у работниц был не бабский, а чтоб красотки по торговым залам расхаживали, и кроме смазливой внешности, язык был подвешен — вдруг спросят чего. Кому понравится, если начальству в ответ мычат? Мне не понравится! — заявил министр Вооруженных Сил. — Зойку с подругой, как самых видных, на мороженое определили. Я по заданию Лаврентия целое расследование провел, кто она, откуда.
— Значит, покушал товарищ Берия мороженого! — не удержался от саркастического восклицания Хрущев.
— Покушал, покушал! — хохотнул Булганин.
Никита Сергеевич держал трубку телефона двумя руками и от переполнявших эмоций время от времени прямо-таки душил ее.
— Память у тебя, Николай Александрович, замечательная, позавидовать можно. Я тот день, в таких подробностях на Страшном суде не вспомню, а ты — как по нотам, как по нотам! Только в одном напутал: открытие «Детского мира» не в прошлом, а в позапрошлом году состоялось.
— Ну, может! Сейчас это неважно. Главное, рыжуха-отличница нашего орла-беркута заарканила!
— Никогда бы не подумал, что Лаврентий может влюбиться!
— Я тоже не верил, а факт налицо! Она, стрекоза, голову Лаврентию вскружила. Поговаривают, что он всех своих баб разогнал, — вполголоса добавил Булганин.
— Чудеса!
— Это с нашим братом с возрастом случается. Чувства-с! — подытожил маршал.
— Со мной не случалось.
— Ты у нас кремень!
— Я не по этим делам, я семьянин.
— Я ж не спорю! — отозвался Николай Александрович. — Теперь, Никита, вот какой вопрос, — голос Булганина стал серьезным. — Маленков, как известие про товарища Берию получил, велел Ланской квартиру подобрать. По его поручению я тебе звоню. Остались у тебя приличные квартиры на Горького?
— В резерве должны стоять.
— Найдешь?
— Для такого дела, тем более для нашего товарища, подберем! — с ударением в трубку правительственной связи выговорил Никита Сергеевич. — Обязаны подобрать!
— И Маше моей что-нибудь подыщи! Я давно Машке квартиру обещал. У них, в Большом театре очередь на жилье бесконечная. Там или лауреатам дают, или заслуженным, или выжившим из ума маразматикам. А ей же не сто лет, балеринке моей, она у меня еще маленькая! Так что, выручай! — с сочувственными нотками в голосе попросил Булганин.
— Вот вы неугомонные! — воскликнул Никита Сергеевич, имея в виду Булганина и Берию. — Что ни день, у вас новая спутница!
— Нет, Никита, Машенька — это особый случай, ты с кем попало ее не путай!