Цеховик. Книга 1. Отрицание
Шрифт:
– Тань, слушай, – говорю я. – У меня ещё просьба есть. Достань мне адрес Каховского, пожалуйста. Он у вас в отделении лежал. Мне с ним поговорить нужно, прям очень нужно, а в справочнике телефонном его нет. Можешь глянуть на карточке?
– Ну, слушай, это же нельзя делать. Тем более, карточка уже наверное в регистратуре. А ты через справочное бюро не можешь найти?
– Справочное завтра закрыто да и вообще неизвестно как работает, а мне скорее нужно. Может посмотришь, вдруг карточка ещё у вас? Ну, или завтра утром в регистратуре…
–
Я остаюсь в коридоре, а она скрывается за дверью. Проходит не меньше минут пятнадцати, прежде чем она появляется.
– Значит так, – говорит она, – ситуация такая. Операция подходит к концу. Опасности жизни нет, состояние довольно тяжёлое, но стабильное. Удар пришёлся снизу и сбоку. Из внутренних органов повреждена селезёнка и задето лёгкое. С одной стороны, это большое везение, но, с другой стороны, селезёнку пришлось удалить. Но, как я сказала, опасности для жизни нет. Можно и без селезёнки жить. Будут, конечно, определённые ограничения, но это уже врач расскажет.
– Спасибо, Танюша, – говорю я. – А с врачом потом можно поговорить?
– Ну если в санпропускнике разрешат, можно будет сюда подойти и попросить медсестру позвать хирурга. Сегодня Ковригин дежурит, хороший, опытный хирург, так что повезло, что сюда привезли.
– Таня, дай мне свой телефон, а?
– Так я в общаге живу. Мне позвонить нельзя никак.
– А когда ты дежуришь теперь?
– В ночь на третье.
– Приходи ко мне второго домой. Хочешь? Мама на работе будет.
– Слушай, Егор, не смеши ты меня. Чего ходить-то?
– Ладно, давай в кафе сходим. Хочешь во «Льдинку»?
– Сказать чего я хочу? – вздыхает она. – Жениха хорошего. Влюбиться хочу по уши и замуж выйти.
– Эй-ей, – усмехаюсь я. – А я как же?
– Пошли уже, карточку твоего Каховского поищем.
– Я третьего приду тогда. Бронирую рентген-кабинет на всю ночь. Никого больше не пускай.
– Дурачок ты, Егорка, – качает она головой.
Мы возвращаемся в отделение. Вернее, я остаюсь перед дверью на лестничной площадке, а моя огненная красавица скрывается за дверью.
– Повезло тебе, – говорит она, возвращаясь через несколько минут и протягивая мне лист бумаги. – Держи, я тебе адрес написала. Карточка у нас пока. Он послезавтра должен прийти к врачу. Не в поликлинику, а сюда, в отделение.
– Спасибо, любовь моя, – говорю я и горячо её целую.
– Иди уже, дон Жуан, – отвечает она, когда я выпускаю её из объятий. – Мать там с ума сходит небось, а ты тут обжимаешься.
– Ну так что, Танюш, когда? Когда увидимся? Скажи мне хоть адрес общаги, что ли. Где искать тебя?
– Я пятого в ночь буду. Приходи. А до этого времени я подумаю, что с тобой делать. И давай, беги уже. С Новым годом тебя.
–
– Так доктор Ковригин же, – отвечаю я, пожимая плечами. – Он сейчас оперирует, а потом велел, чтобы мы подошли к отделению, он с нами поговорит.
– Мне никто ничего не передавал, – отвечает строгая сестра.
– Не успели, наверное. Там знаете, какая суматоха была…
Я рассказываю маме всё, что узнал от Тани. Она слушает очень внимательно и взволнованно. С одной стороны, информация хорошая и обнадёживающая, в том смысле, что жизни ничего не угрожает. С другой же стороны, отец остался без селезёнки. Это, конечно, жесть, но ведь живут же люди и без неё. Уж справимся как-нибудь.
Мы сидим ещё около часа, а потом, когда медсестра отходит по своим делам, я беру маму и веду в хирургию. Постояв немного у закрытой двери отделения, я решаюсь зайти и тут же натыкаюсь на медсестру.
– Вы что здесь делаете! – накидывается она на меня.
– Я доктора Ковригина ищу. Скажите, пожалуйста, закончилась операция у него? Я сын Брагина, которого сейчас оперируют.
– Закончилась, – раздаётся усталый мужской голос.
В коридоре появляется крепкий, коротко стриженный мужчина лет сорока.
– Проходите в ординаторскую, – говорит он. – Зина проводи, пожалуйста.
– Я только маму позову, – отвечаю я. – Она здесь, за дверью.
Недовольная Зина ведёт нас в ординаторскую и ещё какое-то время мы ждём хирурга. Он приходит и садится на стул. Выглядит он очень усталым. В общем, он повторяет всё, что сказала Таня, добавляя некоторые детали о диете и о том, как будет проходить период реабилитации.
Посещать отца в ближайшее время будет нельзя. Сейчас он находится в реанимации, а завтра, если всё будет хорошо, переведут в обычную палату. Передачи пока будут запрещены. О состоянии можно справляться по телефону.
У Ковригина от усталости глаза слипаются и мы, подробно его расспросив, отправляемся домой. На улице никого. Уже утро. Мама всю дорогу молчит.
– О чём думаешь? – спрашиваю я.
– Думаю, что ты очень сильно изменился, – вздыхает она. – Был ребёнком и вдруг внезапно повзрослел так, что я узнать тебя не могу. С одной стороны я радуюсь, а с другой немного боюсь этого…
– Ну чего же здесь страшного, – пытаюсь успокоить её я. – Это дело неминуемое, все взрослеют, так что, чем раньше, тем лучше. Если бы наоборот, лет до тридцати ребёнком оставался, это же хуже было бы, верно?
– Не знаю, – пожимает она плечами. – А ещё думаю, что с отцом твоим делать…
– Ну, тут я к тебе с советами лезть не буду. Но если всё-таки хочешь моё мнение…
– Не очень, – отвечает она, – но ладно уж, говори.
– Я бы его домой забрал. Представь, после больницы попасть в казарму. Там одна еда только чего стоит. А ему ведь строгая диета нужна будет.