Цеховик. Книга 1. Отрицание
Шрифт:
Да, сейчас я пока к таким встречам не готов. Залёт! Не успел ещё подготовиться. Не очень удачно получилось. Хотя… Почему бы и нет…
– Поговорить надо, – отвечаю я.
Каха выжидательно смотрит.
– Про Джагу.
Глаза его чуть дёргаются, прищуриваясь, но остаются спокойными.
– Это с ним базарь, я за него ничего не скажу, – говорит он.
– Ну, я и хотел сказать, что типа похер, он всё равно уже в мусарне.
– Почему это? – как бы не знает он.
– Так он на меня с ножом накинулся
– Нет, не я, – спокойно, безо всяких эмоций говорит Каха. – Он сам по себе, а я сам по себе. Иногда пересекались. Не более.
– Так он батю моего порезал. Я его чуть на месте не порешил. Пусть радуется, что меня оттащили вовремя.
– Он не умеет радоваться. Умел бы, сейчас в мусарне не сидел.
– Ладно, – заявляю я, – короче, я пришёл сказать, что хочу замирить, короче. В общем, зла не держу. И ты не держи, если можешь. Мне с тобой враждовать причины нет. Что было, то прошло, надо вперёд двигаться, а не в прошлое заглядывать. Я так думаю. Нам делить нечего. Я на твоё не претендую. Ну, всё вроде. Что хотел, сказал.
Мне эти слова даются нелегко, прям комом в горле застревают. Я будто костью давлюсь. Нет, не надейся, за отца ты ответишь. И если закон до тебя не дотянется, будь уверен, уж я-то точно дотянусь. Надеюсь, он не чувствует эту мою энергию, вырывающуюся наружу.
Каха кивает:
– Согласен. Мне тоже с тобой нечего делить. Может пересечёмся когда, друг друга знаем.
Страха он не испытывает, хотя должен был, но это даже хорошо. Пусть думает, что я от него удара не ожидаю. Надо попробовать его заманить в ловушку, но он, сука, хитрый. Своими руками ничего делать не будет, наверное.
– Ладно, на, – говорю я и протягиваю пакет с бутылкой. – Тебе. Типа трубка мира.
Он принимает пакет и чуть приоткрывает. Рассмотрев содержимое, присвистывает:
– Нормальный подарок. Что же, я в долгу не останусь.
Он достаёт из подмышки свёрток и передаёт мне.
– Держи. Это тебе.
Я разматываю хрустящий заграничный пакет и вижу чёрную с золотом коробку двенадцатилетнего Ballantines. Ну вот, Платоныч без подарка тоже не останется, а то я уж расстроился. Вискарь зачётный, в Союзе, насколько помню, такой никогда не продавался. В любом случае, это покруче будет, чем Red Label, но ему и красненькое сойдёт.
Мы оба удовлетворённо хмыкаем. Возникает небольшая пауза. Вроде всё сказано и надо расходиться. Каха чуть подаётся вперёд и протягивает мне руку. Я пожимаю. Ощущение не самое приятное, но виду не подаю.
Скорее всего, он будет продолжать искать возможность нанести удар. Ладно, посмотрим. Надо ещё у Трыни повыспрашивать, что там и как произошло.
Я перехожу через дорогу и иду в дом напротив. Поднимаюсь на четвёртый этаж. Дверь открывает Юрий Платонович. На нём мягкие брюки и рубашка
– Проходи, Егор, рад тебя видеть, – говорит он.
– О, вас можно поздравить, гипс сняли.
– Да, не говори, надоел, как собака. Тапочки вот бери. Давай, проходи.
Он проводит меня в комнату. Квартира у него большая и богато обставленная. Высокие потолки, большие окна, много воздуха, чувство надёжности. Вот за что я люблю полнометражки.
– Я только что чай заварил, – сообщает Большак. – Присаживайся, я сейчас принесу.
– Я вам тут подарочек маленький принёс к празднику, – протягиваю я ему пакет.
– Да? – удивляется он. – Интересно, что там такое. Ого! Ничего себе. Виски! Настоящее заморское виски. В наших краях такого не купишь. Где же ты нашёл такую ценность?
Я улыбаюсь.
– Секрет что ли? – Юрий Платонович тоже улыбается.
– Да, не особый. Отец из командировки привёз.
– Вот как! Отец всё-таки имеется, да ещё и в загранкомандировки ездит? Интересно-интересно.
– Ну, это не совсем то, что вы подумали. Отец имеется, только он с нами не живёт, а в командировке, как я понимаю, было не так уж и приятно. Его там подстрелили. Он военный.
– Ах, вот оно как, – качает головой Платоныч. – Афганистан?
– Нет, туда ведь только зашли. Пока не рассказывал. Да с ним новая беда приключилась. Лежит в нашей с вами больничке.
– Так, сейчас мне всё расскажешь. Я за чаем.
Юрий Платонович уходит на кухню, а я прохожу в комнату. Здесь стоит большой велюровый диван в тонкую полосочку и довольно старые деревянные шкафы, заполненные книгами. Не уверен, имеют ли они антикварную ценность, но выглядят красиво. На стене висит большая картина, на ней натюрморт с тыквами.
Осмотревшись, я подхожу к окну и, чуть сдвинув тюлевую штору, рассматриваю дом напротив. Моё везение продолжается. Окна квартиры смотрят на дом Кахи. У него квартира на третьем этаже, а я сейчас нахожусь на четвёртом. Эх, бинокль бы не помешал. А так, пункт наблюдения очень хороший.
– Юрий Платонович, а у вас бинокля нет случайно? – спрашиваю я, когда он возвращается с чайником.
– А тебе какой?
– Флотский, армейский, не знаю, на худой конец, даже театральный подойдёт.
– Есть вообще-то. Мне дарили на охоту ходить. Я не охотник, правда, хоть и имею кое-какую амуницию. Надо достать, я нечасто пользуюсь, вот и убрал подальше. Тебе для чего?
– Да вот, за соседями вашими хочу пошпионить, – усмехаюсь я.
– Экий ты разносторонний, – говорит он. – Ладно, садись. Бинокль потом поищу. Так что там с папой твоим приключилось?
Мы садимся в кресла, приставленные к красивому журнальному столику. Бутерброды с чёрной икрой, конфеты, пирожные, красивая посуда. От всего этого такой уют и теплота, удивительно даже.