Цеховик. Книга 1. Отрицание
Шрифт:
– Слежу-слежу, – киваю я.
– Так вот, – продолжает капитан. – Он ударил ножом твоего отца и испугался того, что натворил. Выпустил нож из руки, и тот упал под ноги.
– Ой-ой! – перебиваю я. – А вот тут, пожалуйста, повнимательней. Нож преступник продолжал держать в руке и предпринял попытку атаковать меня, а я уже провёл приём и…
Лукавлю, конечно, просто пытаюсь пока инициативу перехватить.
– Нет, определённо, у тебя после удара кирпичом мысли скачут. Есть же показания свидетелей. А они совершенно ясно и однозначно говорят о том, что Джага сразу после удара бросил нож на лёд, то есть, как я
Он делает паузу и смотрит вопросительно, словно ждёт реакции.
– Полагаю, – говорю я, не сразу нарушая паузу, – с моей стороны тоже будет кому засвидетельствовать, что нож подозреваемый держал в руке.
– Что же, это возможно, – кивает капитан, доставая мятую голубую пачку «Ту-134» и извлекая из неё сигарету.
Он закуривает и с видимым удовольствием выпускает дым.
– Не исключаю, – кивает он. – Ну ничего, будем разбираться и всё, разумеется, выясним. Только вот ещё какой есть моментик. Тут пару недель назад на тебя заявление написали, странное такое, будто ты один напал на Джагу и ещё двоих. Я его помню, с коллегами ещё обсуждал. Избил и деньги отнял. Как сумел-то?
– Потому что я Бэтмен, – отвечаю я.
– Не знаю, что это за зверь такой, но дело это как-то по-тихому потом замяли. Но, при желании, можно его, наверное снова на поверхность вытянуть. И что получится? А то, что ты бедного и несчастного Джагу преследуешь. Понимаешь? То есть, ты скорее всего, умышленно причинил ему вред. Да ты убить его хотел даже. Нет, ты представь только. Думаю, если бы я такой финт сделал, кое-кто был бы мне очень благодарен. Сечёшь? Мне почему-то так кажется. Я намекаю на того, кто то, первое заявление подавал. Ты точно понимаешь, что я говорю?
Я хмыкаю. Неплохой ты, дядя Толя полёт мысли устроил.
– Не хочу просто потом зависеть от этих людей, – продолжает капитан. Стыдно, я же советский милиционер. Но, в случае чего, переступить через себя смогу. Вот собственно и всё, что я хотел тебе сказать. Рад, что мы вот так откровенно и глядя в глаза друг другу поговорили. Как мужчина с мужчиной. Вопросы?
Я опять хмыкаю и какое-то время молча разглядываю капитана Артюшкина Анатолия Семёновича. Не особенно молодого уже человека, не так уж много достигшего, хотя неглупого и, возможно, усердного. Седые усы, с въевшейся табачной желтизной, уставший взгляд, морщины… И почему-то мне его не хочется ненавидеть.
Может, потому что он напоминает мне меня в том времени, откуда меня принесло? Хотя, чего это я… Что у нас с ним общего? Я за всю службу никого вот так спецом под монастырь не подводил. Помочь мог, но чтоб бабки выбивать, или чего он хочет вообще?
– Вот я всегда думал, –
Он проводит ладонью, приглаживая волосы.
– Правильно ты думал, правильно. И продолжай в таком же духе. Только во всём ведь нюансы имеются.
– Ну давайте ваши нюансы, Анатолий Семёнович. Чего вы хотите-то от меня, что такое представление мне закатили? Цирк на льду просто. Я уже весь от любопытства сгораю.
– Нравишься ты мне, Брагин. Толковый ты парень. Даже не ожидал. Думал ты разволнуешься, запаникуешь, где моя мама, вы не имеете права и всё такое… У меня и дело-то знаешь, яйца выеденного не стоит.
– Чего ж тогда?
– Каха, – просто говорит он.
– Чего Каха? – не понимаю я.
– Мне нужен Каха, и ты мне его достанешь. А если не достанешь, сам сядешь. Я тебя не знаю, но узду на тебя имею, как видишь.
– Ну ты даёшь, Анатолий Семёныч. Красиво вербуешь и колешь, наверное, круче Мюллера, простите за панибратство. Я ж не его человек, я враг его, не забыли?
– Ничего, на первый раз прощаю, – добродушно улыбается он. – Знаю, не его ты человек, точно. Но у тебя же выбора нет. Вот и постарайся. Можем вместе чего-нибудь придумать.
– Так это не очень быстро будет. Завянут показания свидетелей ваших.
– А ничего, ты не бойся, я освежу. Но тянуть действительно не стоит. Нужно решить вопрос, как можно оперативнее. Понимаешь?
– Вы меня, стало быть, в ЮДМ записали? – усмехаюсь я. – А зачем такая экзотика? Почему в обычном порядке не можете?
– Если у нас с тобой ничего не выгорит, никто и не узнает. Правосудие над тобой свершится, всего и делов-то. А если всё получится, поздно будет на попятную идти. Придётся брать его, допрашивать, судить. Ферштейн? Ты знаешь, чей он сынок?
– Знаю, – киваю я.
– Ну вот. Сам понимать должен. Начальство даст по шапке. Не разрешат, в общем, по Каховскому работать. А про тебя и знать никто не будет.
– Да ладно, не разрешат. У нас неприкасаемых нет.
– Это точно, но круговая порука в некоторых местах ещё встречается. Отдельные, так сказать, недостатки. Вот этот порочный круг мы с тобой и порвём.
– А дядя Гена крокодил? Вы ему доверяете что ли? – поднимаю я бровь.
– Это кто ещё такой? А, Рыбкин что ли? – он смеётся. – Не боись, этот крепко у меня на крючке сидит.
Ну смотри, тебе виднее…
– А вдруг я вам Каху приведу, а вы меня, всё равно, преследовать продолжите?
– Слово милиционера.
– Не пойдёт, – говорю я. – Обстоятельства бывают сильнее слова. Думайте над гарантиями. А вообще, сразу бы объяснили, что к чему, можно и без казематов обойтись было.
– Да как без казематов? Неубедительно было бы. А я эту убедительность, ужас как люблю.
Мы ещё немного беседуем, и я выхожу из отделения. Блин. Вот же угораздило. С другой стороны… С другой стороны, с Кахой по-любому надо что-то делать, я всё равно хотел. Только я хотел его просто отмудохать, а тут целая операция, за время которой он сам может до меня добраться. А так ещё и родная милиция поможет. Только слишком на их помощь не стоит рассчитывать. Ну, так я и сам мент, вообще-то.