Цена любви
Шрифт:
Тут заговорили все разом, кто-то соглашался с графом, кто-то, наоборот, защищал графиню. И тогда поднялся старый граф дОвернэ. Как самый старший по возрасту из присутствующих, и один из знатнейших рыцарей королевства, он взял за руку графиню де Шательро.
— Эта женщина — вдова, — произнес он, — и она желает хранить верность памяти мужа. Так бывает, граф де Патье, что дама замыкается в добродетели, и умерший муж кажется ей лучше всех живущих. Но раз уж вы приказываете ей отдать вам свою руку, пользуясь свой властью, то предлагаю со свой стороны предоставить даме возможность защитить свою свободу.
— Что вы предлагаете, господин граф?
—
Сидевшие на трибунах радостно закричали, соглашаясь и предвкушая отличное развлечение.
— Вы согласны на такие условия, графиня? — спросил сидевший рядом с ней граф де Шатильон.
Эстель кивнула. Лицо ее было спокойно и сосредоточено.
— Да, согласна.
— Что же.... — граф дОвернэ поднял руку в знак того, что поединок состоится, и публика радостно приветствовала его, — что же... осталось дело за малым. Выбрать двух лучших воинов. И пусть Господь решит, как нам быть. Назовите же имя своего рыцаря, граф де Патье.
Граф усмехнулся. Теперь он был уверен, что победа будет за ним.
— Конечно же я попрошу своего сына, Марселя де Сен-Жен представлять мои интересы. Он выиграл последний турнир, и ему вручила прекрасная графиня золотой кубок.
Теперь граф дОвернэ обернулся к Эстель.
— Имя вашего рыцаря, графия де Шательро.
И в этот миг Эдуар, стоявший в самом низу, рядом с трибуной, все понял.
Сыграно, как по нотам.
Не зря графиня вчера на пиру сидела рядом с графом дОвернэ. Вон он как распинается, защищая ее. И не зря она вчера обнажилась, показывая себя во всей красе простому рыцарю. Он был уверен, какое имя прозвучит из ее уст. Лицо его стало бледнее мела, рука сжала рукоятку меча. С черта два он будет защищать ее интересы! Обманщица! Не зря Матильда направила его к спальне графини, не зря Эстель позволяла себя целовать, а потом выгнала его! Интересно, она придет, как обещала, если он согласится сражаться с лучшим своим другом на потеху публике, защищая ее честь? Каким же дураком он был, поверив, что она влюблена в него! Ей никогда не был интересен он сам. Ее интересовал только его меч...
— Я желаю попросить защищать мою честь одного из самых лучших воинов, шевалье де Бризе, если он, конечно же, согласится, — услышал он ее голос.
Граф де Патье отыскал его глазами, и побледнел, поняв, что Марсель не будет сильнейшим в этом поединке. Но сделать было уже ничего нельзя. Согласие дано, а имена названы.
Где же шевалье де Бризе? Публика заволновалась, ожидая его. А Эдуар так и стоял, не в силах стронуться с места. И тут Эстель сделала нечто невозможное. Видя, что он колеблется, она вдруг поднялась, спустилась с трибуны и подошла к нему белым призраком.
Глаза ее смотрели умоляюще. Они были совсем не холодны, наоборот, в них пылал огонь. Она остановилась напротив Эдуара, и некоторое время смотрела на него. А потом опустилась на колени.
— Шевалье де Бризе, примите мольбу несчастной женщины, вдовы и матери, ищущей у вас защиты.
Он отступил на шаг, щеки его вспыхнули, и он в ужасе смотрел на Эстель, что склонила голову в знак смирения.
Лицемерка!
Сердце его бешено стучало в груди, а к глазам подступили слезы. Но
— Что вы, госпожа, позвольте мне самому склониться к вашим ногам. Ваша просьба делает мне огромную честь.
Глаза его были холодны, а щеки пылали. Глаза их встретились и он быстро опустил взгляд.
Графиня молча развернулась и поднялась обратно на трибуну, а публика шумела, радостно одобряя его решение.
— Теперь, когда все решено, покорно прошу всех присутствующих отведать лучших блюд, что приготовили повара прекрасной графини, — провозгласил герольд.
Во двор вынесли столы, скамьи, и начался веселый пир, который продлился несколько часов, до самого вечера. Гости ели и пили, и только Эдуар оставался в своей башне, не желая ни видеть никого, ни с кем разговаривать. Он смотрел в окно на Эстель, которая сидела между графом дОвернь и графом де Патье, и по щекам его текли слезы.
Глава 16
Ночью Эдуар ходил кругами в башне, то бросаясь к двери, чтобы поговорить с лицемеркой и высказать ей все, что накопилось в его душе, то к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Наверное, он ждал, что она сама придет к нему, но она не пришла. Утром голова его раскалывалась, он стал нервным, а глаза были красными от слез и бессонной ночи.
На рассвете в башне появились слуги, притащили бочку с водой, чистую одежду и начищенные доспехи. Молодой парень по имени Огюстен представился ему, как оруженосец, и пока Эдуар приходил в себя, рассказывал байки о том, что творилось в замке вечером, в то время, как Эдуар “отдыхал” в башне. Эдуар слушал в пол уха. В горячей воде он расслабился и ему наконец-то захотелось спать, а речь Огюстена казалась долгой убаюкивающей песней.
В церковь он решил не идти, выделив себе три часа на сон. Впрочем, возможно лучше было бы побеспокоиться о душе, чем о теле. Но Эдуар не хотел видеть ни Эстель, ни Марселя, ни кого-то еще, не хотел слышать насмешек за спиной. Если он хочет победить, он должен следовать своим же правилам. После сна, от которого он пробудился с огромным трудом, Эдуар приказал принести доспехи, облачился в кольчугу, в синий сюрко с гербом, пристегнул меч. Скорее всего потребуется турнирный меч, ведь граф де Патье вряд ли желает рисковать жизнью сына, но на всякий случай Эдуар взял боевой. Шлем, щит и турнирный меч Огюстен нес за ним.
Марселя де Сен-Жен Эдуар увидел мельком в галерее и махнул ему рукой. Марсель стоял в окружении своих людей, и тоже махнул Эдуару, показывая, что им есть, что обсудить после боя. Эдуар на секунду замешкался, но продолжил путь. Ему безумно хотелось поговорить с Марселем, рассказать о лицемерии графини де Шательро, но правила запрещали общение противников перед боем, и беседу пришлось отложить на потом. Идя по галерее, он больше не слышал насмешливых песенок. Куда-то подевались все горе-поэты, ему кланялись, кто-то желал удачи. Эдуар воспрял духом, вдруг ощутив себя прежним Эдуаром де Бризе, лучшим из лучших, победителем и любимцем дам. Он уже и забыл, как это, принимая как должное унижения и обиды. Как мог он скатиться до такого? Что сделала с ним обманщица, которой отдал свое сердце и которую он должен теперь защищать? Он разозлился, и злился до тех пор, как спустился во двор под звуки горнов и приветственные крики. Он закрыл глаза, сдерживая рвавшееся из груди торжество. Щеки его вспыхнули. Он был в своей среде, в своей стихии. Рука сама легла на рукоятку меча. А потом он оказался в центре за ночь сооруженного ристалища. Все вокруг смотрели на него. В одной ложе, прямо перед ним, сидел граф де Патье со старшим сыном, а с другого конца трибун — граф де Овернэ и графиня де Шательро.