Цена любви
Шрифт:
Он развернулся на каблуках и быстро вышел из комнаты. Бросился вон из дома, вскочил на коня, и гнал до тех пор, пока солнце окончательно не ушло за горизонт. Тогда он спешился, оставив несчастного коня на попечение Огюстена, упал на траву и лежал, пока не забрезжил рассвет. Слез не было. Ему казалось, что он окаменел от горя, и что так и останется лежать в полной темноте на траве, что сердце его перестанет биться. Не было ни желания, ни сил подняться. Эстель потеряна для него навсегда. Ее ласковые руки никогда более не коснутся его. Ее глаза никогда не посмотрят на него с любовью. Но что стоит ее любовь, если она без зазрения совести готова использовать людей в своих целях? Разбивая сердце, заставляя плясать под свою дудку, пользуясь
...
Благодаря менестрелю Жюльену в замке отца Эдуара встречали без неприязни. Конечно, и более ранние песни тоже дошли до старого графа де Гравье и его сыновей, но баллада исправила его репутацию, и Эдуар без стыда мог склонить колено перед отцом.
Отец его был уже совсем старик. Белые волосы его были перехвачены золотым обручем, а старческие глаза смотрели с теплотой и любовью.
— Явился, рыцарь, — усмехнулся старый граф и обнял его, отставив в сторону посох.
Братья тоже были рады его видеть. Эдуар сразу расслабился, как всегда, когда оказывался дома. Братья хоть и посмеивались над ним, но его любили, а их жены, Камилла и красавица Жанна, всегда старались сделать ему приятное. Вот и сейчас Камилла преподнесла ему новые рубашки, которые они с Жанной сшили для него, и он улыбался уже вполне счастливо. Камилла снова ждала ребенка, и на этот раз была надежда, что ребенок родится в срок, несмотря на то, что предыдущие три беременности виконтессы закончились раньше времени. Она хорошо себя чувствовала и казалась вполне счастливой. Жанна же жалась к своему мужу, Жильберу, и застенчиво смотрела на Эдуара. Эдуар вспомнил, как завидовал брату, когда тот женился на такой красавице, и даже ревновал к нему Жанну, хотя на деле ни разу не выдал своих чувств. Теперь же эти чувства казались ему смешными. С тех пор, как он познал, что означает истинная любовь, все мелкие эмоции, типа влюбленности в Жанну, перестали для него существовать.
Дни пролетали в обедах, беседах по вечерам, охоте и поездках с братьями в город или отдаленные части имений. Эдуар ничего не понимал в хозяйстве, но всегда готов был составить компанию Эстену и Жильберу. Но этого ему было мало. Ему нужно было движение. Он изводил себя и рыцарей отца тренировками, и даже отправлялся помогать таскать камни рабочим, которые перекладывали западную часть стены. К обеду он часто приходил еле живой от усталости. Отец хмурился, глядя на него, но ничего не говорил. Эдуар улыбался, был в хорошем настроении, шутил с невестками. И только ночами он рыдал, уткнувшись в подушку, боясь, что кто-то из домочадцев услышит его.
Он безумно скучал по Эстель. Все попытки выкинуть ее из головы шли прахом. Он просыпался ночью от кошмаров, где Эстель уходила с Марселем, целовалась с Симоном или смеялась над ним, предлагая себя, но исчезая, как только он подходил ближе. Он искал ее в темных переходах, в пещерах, слышал ее смех, ее плачь, но не мог найти. Иногда Марсель помогал ему в поисках, а потом падал в яму или тонул у него на глазах, и Эдуар ничем не мог помочь ему. Он боялся засыпать, и ночами бродил по стенам замка в полном одиночестве, или шел в часовню, где долго молился, но молитва на приносила облегчения. Грех его был слишком тяжел, чтобы он мог смыть его чем-то иным, кроме как водой Иордана, а от страсти к Эстель не спасали никакие молитвы. Единственное, что осталось ему в память ней — это ее прозрачный шарфик с розами. Тот самый, что она повязала ему на руку перед сражением. Эдуар носил его под одеждой, так, чтобы не было видно, а ночами сжимал в руках, будто он мог помочь ему стать ближе к Эстель.
...
Отец очень любил розы. Розовый
— Ты уверен, что готов стать тамплиером? — отец смотрел на Эдуара очень внимательно. Лицо его было серьезно и задумчиво.
— Да, отец.
— Подумай много раз. Я согласен отправить тебя в Святую Землю, экипировать и оплатить поездку. Ты можешь оставаться там сколь угодно долго без монашеских обетов. Но вступление в орден тамплиеров — это принятие серьезных ограничений. Готов ли ты к этому?
— Я готов, отец, — он склонил голову, — я все обдумал.
Старый граф встал, опираясь о посох. Пошел по дорожке, на ходу касаясь рукой бутонов роз. Эдуар последовал за ним.
— Это все эмоции, сын, — сказал он наконец, — все из-за этой вдовы. Она вскружила тебе голову.
Эдуар хотел возразить, но отец прервал его жестом руки.
— Эстель — хорошая женщина. Она была женой моего приятеля, с которым мы славно поводили время в Иерусалиме, — он остановился и улыбнулся своим воспоминаниям, — но она не причина прощаться со свободной жизнью, налагать на себя обеты, кои потяжелее обычных монашеских. Сможешь ли ты всегда соблюдать их? И не говори, что многие нарушают. Ты отвечать будешь перед Господом и перед своей совестью, а не перед другими...
— Я хочу вступить в орден, — упрямо сказал Эдуар.
— Сейчас — да. Сейчас ты хочешь. Несчастливая любовь, смерть друга и романтика тамплиеров не дают тебе покоя. Но я видел, как протекают их дни. Поверь мне, сын, лучше остаться свободным рыцарем. Ты сможешь сражаться бок о бок с ними. Но не будучи одним из них. Заслужить уважение тамплиеров сложно, но вполне возможно, даже будучи светским рыцарем.
— Я уже все обдумал, — Эдуар сжал кулак, чтобы не сказать лишнего, — я стану тамплиером.
— И никаких турниров, женщин, золота, славы, ничего... — сказал отец.
— Да. Я не хочу всего этого.
— Ты еще слишком юн, чтобы не хотеть. Слава вся достанется ордену. Подумай об этом. Оставаясь же свободным, ты покроешь славой свое имя.
Эдуар вспыхнул.
— Какой мне толк от славы, от любви, денег, когда я не могу жениться на единственной женщине, которую люблю? Зачем это все? Я убил Марселя де Сен-Жен и должен понести наказание! Я никогда не думал, что это так страшно, отец... стать причиной смерти друга! И графиня... даже если она любит меня, как мне простить ей вероломство и лицемерие? Она играла мной, будто я игрушка в ее руках... И что мне делать дальше? Вернуться и жить у ее ног, вымаливая крохи внимания? Это совершенно не то, чего я хочу! — она замолчал, борясь с подступившими слезами, — это именно то, чего я хочу, отец, — почти прошептал он, вдруг упал на колени, и разрыдался, уткнувшись отцу в живот.
Отец положил руку ему на голову.
— Так бывает, сын, — сказал он грустно, — так бывает, что мы не можем получить желаемого. Господь таким образом учит нас смирению. Ты уедешь в Святую Землю и со временем боль утихнет. Останется только легкая грусть. И тогда... тогда Господь рассудит. Вернешься ты уже совсем другим человеком.
— Я не могу смириться, отец, — прошептал Эдуар сквозь слезы.
— Время все расставит на свои места. Плач, сын. От слез становится легче.