Цена любви
Шрифт:
— Привиделась, — шептала она, будто он мог ее слышать, — еще как привиделась.
Глава 13
Адриан долго был в забытьи. Эстель сама помогала делать ему операции, и удалила два наконечника от стрел, зашила глубокую рану на плече.
— Воспаление могло поразить легкие, — сказал доктор, видя, что пациент не приходит в себя.
Эстель подходила к Адриану каждую свободную минуту, игнорируя других раненых. Она бежала к нему через весь зал, садилась у кровати, и обтирала горячий лоб уксусом. Она вливала ему в рот целебные
Осада Акры, казалось, никогда не кончится. Филип увел французов, боясь, что ничего не останется от его и так хорошо потрепанной армии. Ришар попытался договориться с Саллах-ад-Дином, но переговоры затягивались, а стычки продолжались.
Эстель совсем выбилась из сил. Наступила полная апатия, когда она двигалась совершенно механически, делала то, что была должна, но не испытывала ни эмоций, ни сочувствия. Теперь ей было все равно, кто о чем просит ее. Она писала письма родным умирающих, она перестилала постели, она мыла грязные мужские тела. Она держала тех, кому ампутировали ноги. Она, казалось, перестала слышать крики, и жила в полной отстраненности. Мир сузился до большой залы госпиталя, наполненного криками и стонами. Но Эстель больше не реагировала на стоны. Ей было все равно.
Эдуара она не нашла. Не узнала даже, где он. Она надеялась, что он в Антиохии, и что он никогда не попадет в этот ад, в вечную битву, где методично истребляли христиан во имя Господа, забывая о милосердии.
...
— Эстель де Шательро? Вы ли это?
Перед ней стоял тамплиер. Лицо его было ей смутно знакомо.
— Я Жан-Кристоф де Сонтр. Вы меня помните? Я был на турнире в Туре.
И Эстель вспомнила. Щеки ее вспыхнули, а глаза вдруг загорелись радостным огнем. Она будто очнулась ото сна, в котором прибывала много недель со смерти Адриана.
— Адриан де Сен-Анель на самом деле убит? — спросил он, — вы видели его?
— Он скончался у меня на руках.
Жан-Кристоф склонил голову.
— Благодарю, что не бросили его в беде.
Она дернула плечом.
— Давайте отойдем от госпиталя и прогуляемся по побережью? — предложил он.
Эстель обернулась. Раненым требовалось ее присутствие. Но предложение прогуляться по берегу было настолько заманчивым, что она согласилась.
Волны ласково накатывали на золотистый песок, свежий ветер, без запаха гниющих тел, бил в лицо. Эстель шла по самой кромке воды, радуясь короткой передышке. Жан-Кристоф шел рядом, и что-то рассказывал ей об Акре. Она слушала, пока могла. Но потом резко остановилась. Посмотрела на него в упор.
— Господин де Сонтр. Пожалуйста. Я ищу Эдуара де Бризе, и знаю, что он принял обеты вашего Ордена. Скажите мне, где он.
Жан-Кристоф побледнел. Глаза его расширились, когда он смотрел на Эстель, и по выражению его лица она поняла, что лучше ей никогда
— Госпожа Эстель... сестра Эстель..., — он запнулся, боясь сказать ей эту правду в лицо, — я думал, встретив вас здесь, что вы знаете... и что поэтому вы тут оказались.
Она молчала, все уже поняв. Краски сползли с ее лица. Ветер ударил сзади, чуть не сбив с ног. Эстель пошатнулась, но устояла на ногах.
— Эдуар де Бризе не принимал обетов. Последний раз я видел его истекающим кровью после битвы с Симоном де Шатильоном. Эстель... сестра Эстель. С такими ранами не живут. И то, что он не приехал в Святую Землю говорит о том...
— Замолчите! — она отступила от него, будто вдруг вместо тамплиера увидела дьявола, — не говорите больше ничего!
Симон соврал ей! Он убил ее Эдуара! Он убил его уже тогда, и боялся ей сказать! Он знал, что она без колебаний размозжит ему голову, если он признается ей!
Эстель развернулась и бросилась в воду. Она отчаянно бежала на встречу волнам, путаясь в тяжелом мокром платье, падая и снова вставая. Она бежала так, как не бегала никогда, и волны готовы были поглотить ее, когда сильные руки схватили ее за талию и стали тащить назад, как щупальца огромного спрута. Эстель отбивалась, рыдая до изнеможения, пытаясь оторвать от себя руки, но море, спасительное, теплое и ласковое, оставалось позади. Жан-Кристоф поднял ее на руки, и вынес на берег, и долго нес до самого своего шатра, где уложил на ложе и оставил под присмотром слуг. Тамплиерам нельзя касаться женщин, если только они не спасают ей жизнь.
Он ушел, а Эстель лежала, смотря на белую ткань наверху. Сил подняться и что-то делать у нее не было. Совершенное безразличие ко всему накрывало ее, и она будто проваливалась в его яму. Черную, страшную яму безумия, наполненную копошащимися окровавленными телами, грязными и отвратительными.
— Ее срочно нужно вывезти из Акры, — услышала она голоса Жана-Кристофа, — отправьте ее в Марсель. В Марселе тоже нужны сестры, но там все спокойно. Пусть она отдохнет и наберется сил.
Нет. Она не поедет в Марсель. Эстель поднялась, оправляя мокрое платье. Она вообще никуда не поедет. Она навсегда останется здесь, под Акрой.
Сбежать от тамплиеров оказалось не так просто. У Эстель поднялся жар, и три дня она лежала в шатре Жана-Кристофа, ни в силах никуда идти. Она звала Эдуара, рыдала, просила отпустить ее к нему. Отталкивала руки, что несли ей избавление от страданий. Жан-Кристоф перебрался в другой шатер, и постоянно навещал ее, боясь, что она совершит нечто непоправимое.
— У вас есть сын, Эстель, — говорил он, садясь около ее ложа, — подумайте о мальчике. Не бросайте его одного в этом мире. Он может не справиться с ним в таком юном возрасте.
Первое время Эстель не могла думать о сыне. А потом что-то изменилось, и она оказалась в каюте корабля. За окном бурлило море, а она лежала рядом с другими сестрами, которые ухаживали за ней, говорили тихими голосами, что-то рассказывали, смеялись и даже пели. Ах да... Это же баллада о Эстель и Эдуаре. Эстель слушала знакомые слова, радуясь, что певица, красивая женщина с темными глазами, не подозревает даже, что героиня баллады лежит прямо рядом с нею.