Цена памяти
Шрифт:
— В жизни Лорда не так уж много важных людей… Мы могли бы догадаться, что он будет использовать в этот раз.
— Восхитительно, — бормочет Малфой, не сводя с неё взгляда, — ты думаешь о том, как залезть в голову Волдеморта.
Она нелепо хихикает от его комментария, и вдруг неожиданная мысль приходит в голову:
— Важные люди, Малфой! — она выпрямляется и чуть подаётся в его сторону. — Это не могут быть твои родители? Раз он попросил отца достать портрет, это может быть что-то, связанное с ними… с вашей семьёй.
Тень пробегает по его лицу.
— Мои родители — пешки, Грейнджер, — жёстко прерывает её Малфой. В его глазах мелькает болезненное выражение, но он быстро справляется с собой. — Важные, но пешки.
Гермиона поджимает губы.
— Важные пешки — это уже ладьи.
Малфой, не сдержавшись, фыркает и закатывает глаза.
— Нет, Грейнджер, в армии Волдеморта есть только король и пешки.
Он раздражённо мотает головой и вновь опадает на подушки, но продолжает краем глаза следить за Гермионой.
Она долго обдумывает его слова и в конце концов говорит:
— Будем надеяться, что это в итоге сыграет нам на пользу.
Малфой лишь криво усмехается.
***
Гермиону мутит.
С тех пор, как очередная порция воспоминаний настигла её, на языке держится отвратительный горький привкус, а кружащейся голове не помогают никакие зелья.
Тошнота ютится в животе, то и дело перебираясь в грудь, и желудок временами подпрыгивает к горлу, а затем всё успокаивается, давая несколько минут — иногда часов — передышки.
После всё начинается снова.
Осколки воспоминаний в её голове с трудом находят собственные места, по пути раня сознание, и заставляют думать о цене. Снова, и снова, и снова…
Малфой и сам выглядит ещё бледнее, чем обычно.
Гермионе кажется, что она попала в чёрно-белый фильм, пока она смотрит на его побелевшее лицо, посеревшие волосы, потемневшие глаза. Только искусанные губы выделяются ярким пятном.
Как только она занимает своё место, эти губы произносят:
— Сегодня я не могу притворяться, что у меня есть терпение на вежливый разговор. — Он смотрит куда-то мимо её плеча, и брови нависают над глазами, когда он хмурится. — Просто скажи, до какого момента ты вспомнила.
Гермиона нервно сглатывает, удивлённая прямолинейностью. Она хочет спросить, в порядке ли он, но вместо этого произносит:
— Я залечила твоё плечо, а после мы обсудили шахматы.
Короткое изумление на его лице быстро сменяет подобие удовлетворения, но оно тусклое, приглушённое, как и всё в этой камере.
— До конца партии ещё два месяца, — медленно говорит он, так и не глядя на Гермиону.
Его пальцы один за другим коротко ударяются о столешницу, Малфой будто делает волну: мизинец, безымянный, средний, указательный, один за другим, и большой — как точка. Потом то же другой рукой. И в обратную сторону, в обратном порядке.
Гермиона следит за
Гермиона понимает: это то немногое, что доступно ему.
Она прочищает горло.
— Мне нужно вернуться в Хогвартс на несколько дней. Я хочу договориться с Макгонагалл досрочно сдать некоторые экзамены. — Гермиона пытается поймать взгляд Малфоя. — Я планирую больше времени проводить в Лондоне, чтобы легче перемещаться сюда.
Он неопределённо покачивает головой.
— Завтра первый день зимы, — сообщает Гермиона, ожидая хоть какой-то реакции. — И я хочу приходить чаще, потому что я… Я надеюсь, что к Рождеству я вспомню всё и…
— Не говори этого, Грейнджер, — вдруг резко обрывает он, и Гермиона понимает, что он наконец смотрит на неё. Но в его взгляде такое суровое и пугающее выражение, что теперь уже ей хочется отвести глаза. Она еле сдерживается. — Я знаю, что ты хочешь сказать, но не надо.
Она слегка удивляется.
— За месяц я вспомнила больше половины всего, и я вполне могла бы…
— Не надо. — Он кривится будто от боли.
Его правая ладонь дёргается, будто он хочет её остановить. Гермиона поражённо замолкает.
— Не надо говорить мне об этом. И, Мерлина ради, Грейнджер, не нужно больше спешить.
— Малфой…
— Я знаю, что ты чертовски упряма, ладно? — скрипя зубами, говорит он. — Мы оба знаем. Но дай всему идти своим чередом. Не торопись и… не обещай ничего.
Гермиона вздрагивает.
— Почему ты вообще так уверен… — она колеблется и решает задать другой вопрос: — Откуда ты знаешь про действие Обливиэйта?
Малфой отвечает резко, но не жестоко, а скорее устало.
— От тебя.
— Ох. — Это неожиданно. — Что?
— Ты говорила, что если заклинание снимает тот, кто его наложил, то это нужно сделать быстро, не пытаясь восстановить память кусками. Как сорвать…
— …пластырь.
— Видимо. — Он пожимает плечами.
Гермиона неверяще смотрит на него расширенными глазами. Она правда говорила ему такое? Конечно, она не помнит, но с чего бы Малфою врать об этом? Да и откуда ещё он мог знать настолько магловское выражение?
Гермиона всматривается в его лицо, стараясь понять, и вдруг остро осознаёт: она говорила ему это в связи со своими родителями.
Может, не сразу, но в конце концов она рассказала ему, что сделала.
Он знает. И, наверное, это не так удивительно, если наконец смириться с тем, что в какой-то момент их странных взаимоотношений Гермиона начала по-настоящему доверять ему.
— Но если контрзаклинание не произнесено, то воспоминания не могут сразу найти дорогу к нужным местам в голове. Они путаются и порождают хаос.