Церера
Шрифт:
— Виктор…
Он придвинулся к ней, протянул руку… и она растаяла, оставив после себя только призрачный аромат. Виктор рванулся вперед, пытаясь ухватить исчезающий силуэт.
— Юлия! — его крик эхом отразился от стен камеры.
— Заткнись! — донеслось из соседней клетки.
Виктор сел, дрожащими руками вытирая пот со лба. Его трясло. Каждую ночь один и тот же сон. Каждую ночь она ускользает, словно насмехаясь над ним.
Ярость подступала к горлу. Как она посмела? Он же дал ей все — знания, возможности, будущее, себя самого! Он выбрал ее, поддержал.
А она… она посмела пойти против него. Что вообще она сделала? Аэрозоль? Яд? Что она вообще могла с собой притащить? Вколола ему что-то? Но как? Когда? Он не заметил. Она же вообще не способна на такое, эта наивная кроха. Да и как такое провернуть со связанными руками?
Виктор замер. Что-то в этой мысли царапнуло сознание. Он откинулся на жесткую подушку, глядя в темноту.
Сон снова накатывал тяжелой волной. В полузабытьи он видел, как Юлия стоит у окна его кабинета, задумчиво глядя на горы вдалеке. Солнечный свет очерчивает ее силуэт, делая почти прозрачным. Она поворачивается, и в ее глазах мелькает что-то, чего он раньше не видел…
— Юлия, моя Юлия… — прошептал он в душную тьму камеры. — моя сладкая, милая Юлия… Иди ко мне…
Но ответом ему был только тихий смех, растворяющийся в аромате весенних цветов.
…Это случилось в ночь после особенно мучительной грёзы. Виктор лежал без сна, когда первая волна запахов накрыла его с головой. Резкая, оглушающая, словно кто-то внезапно включил все чувства на максимум.
Он судорожно сел на койке, зажимая нос рукой, но это не помогало — запахи проникали прямо в мозг, минуя органы чувств. От сокамерника, храпящего на верхней полке, несло кислым, удушливым ароматом страха. Виктор различал в нем оттенки — страх перед другими заключенными, перед завтрашним допросом, перед неизвестностью. Этот запах был настолько густым, что казалось, его можно потрогать руками.
Вонь была отвратительная, и он точно знал, что она значит.
В коридоре послышались шаги — ночной обход. Надзиратель приближался медленно, методично, и с каждым его шагом в воздухе нарастал новый запах — терпкий, въедливый, пропитанный властью и самодовольством. Он царапал горло, оставлял металлический привкус на языке.
— Эй, ты! Спать! — рявкнул надзиратель, заметив сидящего Виктора.
Но Виктор едва слышал его. Он был поглощен новым ароматом, который просачивался сквозь стену из соседней камеры — горьким, удушающим запахом отчаяния. Этот заключенный недавно получил письмо из дома. Плохие новости.
Виктор потряс головой. Откуда он это знает?
Следующие дни превратились в водоворот новых ощущений. Каждый человек нес свой уникальный букет эмоций-запахов. Виктор научился различать их все — от пряной агрессии до приторно-сладкой лести.
Во время прогулки в тюремном дворе он заметил группу заключенных, от которых пахло острым, перечным возбуждением — они готовили драку. В столовой уловил сладковатый аромат заискивания от нового повара — тот продавал информацию охране.
Но самым важным оказалось другое — он научился использовать эти знания.
— Рейнар, — окликнул его как-то один из охранников, — не знаешь, кто пытается протащить наркоту?
Виктор улыбнулся, чувствуя исходящий от охранника запах жадности:
— Возможно, знаю. Но информация стоит дорого…
Странное состояние стало его преимуществом.
Однако даже посреди этого водоворота интриг мысли о Юлии не отпускали его. Каждую свободную минуту он возвращался к воспоминаниям о том последнем полете. Ее голос звучал в ушах: «Сегодня ты узнаешь, каково это — грянуться с небес на землю».
Тогда его накрыла странная слабость. Сознание затуманилось, тело отказывалось подчиняться. А ведь он даже не успел ее коснуться…
Это что, какие-то способности?
Ответ пришел неожиданно. Во время обычной прогулки в тюремном дворе завязалась драка. Виктор наблюдал со стороны, привычно считывая эмоции участников — злость, страх, азарт… И вдруг один из заключенных, здоровенный детина по кличке Бык, просто осел на землю. Его противник даже не успел нанести удар.
Виктор принюхался и замер. От упавшего исходил точно такой же запах, какой он помнил по себе в тот день на глайдере — парализующий, удушающий страх, словно кто-то выкрутил эту эмоцию на максимум. Но никто его не трогал, никто даже не угрожал…
Озарение пришло как удар тока. Юлия. Она сделала с ним то же самое! Каким-то образом она научилась контролировать чужие эмоции, усиливать их до невыносимого уровня.
— Браво, девочка моя, — прошептал он, чувствуя странную смесь гордости и страха. — Я не ожидал от тебя такого… как же тебе удалось?..
Гордость за ее достижение боролась в нем с жгучей обидой. Как она посмела использовать свой дар против него? Он же был ее наставником, её любовником. Он хотел для нее только лучшего!
Но где-то глубоко внутри шевельнулся страх. Если она научилась этому сама, без подготовки, на чистых инстинктах — на что она способна теперь, после года практики? Он вспомнил ее глаза в последний момент перед тем, как потерял сознание. В них не было ни страха, ни колебаний. Только холодная решимость.
Той ночью он долго не мог уснуть, анализируя все, что знал о своих новых способностях и о возможностях Юлии. Его дар позволял только чувствовать эмоции других, но она… она научилась их менять. Контролировать. Использовать как оружие.
Что ещё она может? И главное — как далеко она продвинется за то время, пока он заперт здесь?
И может ли он делать то же самое? Как удачно он тут оказался. У него подопытных — целая тюрьма.
В темноте камеры Виктор улыбнулся.
По ночам его сны изменились. Теперь Юлия не убегала от него — она стояла и смотрела, как он корчится от невидимой боли. А вокруг нее клубился серебристо-зеленый туман, пахнущий чем-то древним и опасным.
— Что же ты такое, девочка моя? — спрашивал он у темноты. — Во что ты превращаешься?