Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
Эти картинки она могла перебирать до бесконечности. Многие с нерезким изображением, не самого высокого качества, но Сашка на них был живым. Очень трудно оказалось остановить выбор на конкретных снимках — он везде был разным, и она хотела запомнить его всяким. Потом она придумала компромисс: это покажется подозрительным, если часть кадров будет переведена на бумагу, а часть — нет. Обычно если печатают пленку, то всю. Поэтому она решительно сложила все фотографии в пакет, а негативы завернула в бумагу. Пакет спрятала под матрас, негативы сунула
Когда она вышла на улицу, с неба валил густой мокрый снег. Скорей бы весна наступала — надоел холод и тяжелая верхняя одежда. Ждать недолго осталось — сейчас февраль, не за горами март, апрель... Выйдя наружу на «Южной», Таня долго искала остановку нужного автобуса. Маршрут №674, до конца; если верить смутным воспоми-наниям, место там подходящее: безлюдное, пустынное и лес в двух шагах. А через лес, если не заблудиться, можно за пятнадцать минут пешком прийти в Ясенево. Очень удобно.
Таня немного опоздала; долговязая Витькина фигура виднелась издалека. Притулившись под крышей автобусной остановки, он старательно дымил сигаретой. Таня подбежала, огляделась — Соколова нигде не видно, значит, никто не заметит, кто кому передает негативы.
— Привет, Витька.
— Привет, — буркнул он.
— Держи, — она быстро сунула пленки ему в руку.
— Это что?
— Негативы. Спрячь их.
— А фотографии?
— Их нет. Я же уничтожила их, оставила только пленки.
— Ну правильно. Прятать легче, а отпечатать всегда можно.
Пленки исчезли во внутреннем кармане безразмерной Витькиной куртки. Таня вздохнула с плохо скрытым облегчением, оглянулась еще раз — где же Соколов? Самое время ему появиться.
— Ты чего вертишься? — спросил Витька.
— Неспокойно как-то. Угостил бы сигаретой, что ли.
— Что, стремно пленочки со всякими мафиози хранить? — осклабился Витька. — Слушай, может, зайдем ко мне? Я в двух шагах отсюда живу.
— В другой раз, — нетерпеливо отмахнулась Таня. — Ты-то, кстати, сам не боишься «залететь»?
— У меня «крыша» хорошая.
«Крыша»? Это что-то новенькое. Таня напряглась в предчувствии: Витька может стать настоящим кладом по части информации. Похоже, что в ее сети заплыла совсем не мелкая рыбешка. Но выведать что бы то ни было она не успела.
Скрип тормозов, две машины резко остановились по обе стороны от Тани и Витьки. Тот, увидев такие дела, сориентировался мгновенно — бросился между ними и через проезжую часть припустил к лесу. Но и приехавшие ушами не хлопали: вторая машина лихо развернулась, пересекая дорогу, устремилась в погоню. Из первой неторопливо вылез Соколов, подошел к Тане.
— Он не уйдет? — забеспокоилась Таня.
— Нет. Снег глубокий, он может бежать только по дороге, а по дороге и машина пройдет. Даже если свернет — гам ребята тоже не дураки побегать. Они его в крайнем случае в лес загонят, где нам все тропинки знакомы. Дурак, — фыркнул Михаил. — Нашел куда от нас бежать — в Ясенево.
— Миш,
Соколов кивнул.
— Мы еще на подъездах его узнали. Дрянь еще та. Мы давно за ним охотимся, и на этот раз он не уйдет.
— Он говорил, что у него «крыша» есть.
— Есть. Он на мытищинских работает. Но от этого ничего не меняется — он находится в нашем районе, и мы здесь в своем праве. Никто даже вякнуть не посмеет. Но тебе лихо удалось заманить его — он хитрый, сволочь, дважды у нас из рук уходил. Тебя подвезти до дома?
— Миш, я хотела бы поговорить с тобой.
— Поехали. Ничего, если опять в Сашкиной квартире посидим? Это единственное известное мне место, полностью защищенное от прослушивания.
Таня не возражала. По дороге ее воображение разыгралось с неудержимой силой, она уже видела себя в новом качестве. Вот она — не кто-то, а она! — ловит скрывающегося убийцу Матвеева, вот она пользуется авторитетом даже большим, чем многие ребята в бригаде. А дальше — чем черт не шутит? — она занимает Сашкино место. Думаете, женщина не может справиться с мафией? Ошибаетесь, спорила Таня с неким безликим оппонентом, еще как может, любого мужика за пояс заткнет.
В квартире на первый взгляд все было по-прежнему, только пыль стерта. Но что-то неуловимо изменилось, сразу чувствовалось, что здесь живет не хозяин. Тоска болезненно полоснула по сердцу, но Таня, усилием воли заставила себя не думать об этом. Это личное, это потом, а сначала — дело. Зазвонил телефон, Соколов показал Тане на кресло в гостиной, а сам ушел разговаривать на кухню. И как Таня ни прислушивалась, ей не удалось ничего понять из его отрывочных фраз. Эзопов язык, сленг, жаргон — между собой они, похоже, разговаривать по-русски давно разучились.
Соколов вернулся страшно недовольный, плюхнулся на диван, закурил, кинул сигареты Тане. Прощупывая обстановку, она спросила:
— Витька ушел, что ли?
— Да нет, — поморщился он. — Взяли его. Но все выглядит несколько хуже, чем я предполагал. Мне в голову не приходило, что в нашей среде столько неосторожных людей. Ладно, это мелочи. У тебя что-нибудь новенькое есть?
Вначале Таня хотела выпалить о своем желании поработать с ними, но потом решила начать не с этого:
— Миш, непонятная история: какой-то осел звонит каждую ночь без четверти два и молчит. А вчера, то есть сегодня, назвал меня по имени. И, знаешь, голос у него очень поож на Сашкин.
— Да? Интересно... Очень даже интересно. Это не вписывается в мою схему, — пробормотал Соколов. — Совсем не вписывается. — Откинувшись на спинку дивана, он задумался, потом неожиданно спросил: — А что по этому поводу думают твои предки?
— По-моему, они считают, что я слегка двинулась.
— А звонков они не слышат, что ли?
— Слышат, но... Там еще есть свои затруднения.
— Ясненько... А твои родители не могут положить тебя в больницу? Я имею в виду, в психиатрическую.