Цезарь: Крещение кровью
Шрифт:
— Что с тобой? — удивился Чех.
— Отстань, — огрызнулся Валера. — У тебя права с собой?
— С собой. А ты что, так переволновался, что боишься влететь куда-нибудь?
Валера пропустил шпильку мимо ушей. Молча кинул Чеху ключи ол машины, продолжая думать о своем. Что же это за история, оставшаяся неразгаданной? Какая деталь насторожила его? По методу обратного отсчета Валера принялся раскручивать события минувшего дня. Лишние перстни, Сарычев в семейных трусах, его растерявшая ве-личественность жена, спящая племянница, записная книжка, стоп. Стоп. Лена Фатюшина. Теперь Валера был уверен — она встречалась ему ранее. Причем не фамилия — ее он слышал впервые, — а именно девушка. Это
Вот на этом этапе Балерина память взбунтовалась. С одной стороны, интуиция и все внутренние голоса хором твердили ему, что он не может не знать Фатюшину, с другой — память в своих архивах не отыскивала следов пересечения их путей. Яковлев был материалистом до мозга костей, верил только в то, что видел собственными глазами, и не верил в привидения и переселение душ. Таким образом, встреча в предыдущей жизни исключена. А в этой они не встречались. Вывод? Ее видел кто-то, а затем очень
Подробно описал Валере. Настолько подробно, что «фоторобот» в сознании Валеры совпал с оригиналом и создал иллюзию знакомства.
В связи с чем же ее могли так подробно описать Валере? Наверное, в связи именно с той запутанной историей, которую он не может припомнить. Нет, так он зайдет в тупик. Надо с другого конца. Кто мог рассказать Валере о ней? С этим было проще, потому что попросить Валеру о подобной услуге могло ограниченное число людей.
Начнем с верха. Маронко. У него не было запутанных историй с женщинами, у него и женщина-то была одна — Анна, и то они разошлись три года назад. Но у Анны была дочь, которую Валера один раз видел и которой Маронко приходился крестным отцом. Фатюшина ею не была. Дочери Анны три года назад было пятнадцать лет, а Лене, по ее собственному признанию — двадцать четыре. Неувязочка. Да ну, это чушь: хотя Маронко и разошелся с Анной, он не позволил бы своей крестной дочери жить в наемной квартире и работать в грязном магазине.
Хромой. Его Валера исключил сразу. Хотя у него было огромное количество женщин, но среди них не было ни одной продавщицы. Их Хромой игнорировал. Да и не мастак он по части детального описания внешности. Белый. У него была жена, которую Валера прекрасно знал, и двенадцатилетняя дочь. Любовницы не имел никогда — Белый относился к числу однолюбов, зато была сестра. Старшая. По возрасту она явно не подходила. Слон? Нет, это тоже не то. Вахо? Они мало общались, Вахо не откровенничал о своих любовных приключениях и ни разу не просил Валеру ни о чем. Он всегда обращался к Корсару. Сашка? У этого запутанные истории с женщинами случались сплошь и рядом — взять, к примеру, ту же Кудрявцеву, — но всех его пассий Валера знал в лицо и по именам. Стоп...
К немалому удивлению Димки Чеха, сосредоточенный Валера ни с того ни с сего расхохотался. Он-то голову ломал, откуда он может знать это лицо, а ведь она была просто похожа! На очень хорошо знакомого ему человека, только что другого пола. Она напомнила ему Сашку.
— Валер, ты головой на днях не стукался? — осторожно спросил Чех.
— Нет. Я, как мудак, ломал голову над тем, откуда я могу знать Фатюшину, а она всего лишь похожа на Сашку.
— Есть немного. А я не удивляюсь: отец у него турок царских кровей, наверняка имел склонность к гарему. Не исключено, что у Сашки имеются братики и сестрички. Бегают себе по Москве, а мы на них натыкаемся и думаем: ну надо же, как похожи! Прям как брат и сестра. А кстати, женщины с таким типом лица должны быть красивыми.
— Ну, как Лена. И сдается мне, она от природы брюнетка, причем жгучая.
— Волосы у нее крашеные, это я сразу заметил. Но каково сочетание — белые волосы и черные глаза? Причем она не смуглая,
— Я не его отец и ничего по этому поводу тебе сказать не могу.
Чех помолчал.
— Обалденная девица. Твоя Ника, извини, обычная прищепка, а в этой чувствуется... Не знаю, как это назвать. Что-то загадочное, колдовское. Я не я буду, если упущу ее. Как ты думаешь, я ей понравился?
Валера прыснул:
— Дим, вы рядом отлично смотрелись! У нее и так не меньше метра восьмидесяти, да еще и каблуки, и ты — почти на голову ниже ее.
— А это не имеет значения. Рост — не главное в мужчине. И если все есть, но ростом не вышел, любая разумная женщина с этим примирится. Лена не производит впечатления неразумной.
Валера рассеянно кивнул, перелистывая записную книжку. Все листочки исчерканы, свободного места почти нет; в темноте строчки сливались, и он достал из «бардачка» кар-манный фонарик. Книжке Фатюшиной было лет шесть, не меньше, края листов пожелтели, уголки засалились. Часть телефонов записана аккуратным ученическим почерком, затем ремарки становились все более и более небрежны.
Очень часто встречались пометки «Сашин друг», и Валера был заинтригован: что за Саша? Друг? Первая любовь? Телефоны Саш, Шуриков и Александров встречались, но все с фамилиями, а Валере казалось, что фамилия именно того Саши должна отсутствовать: ученицы пытаются таким
Образом скрыть от родителей, в кого именно они влюблены. Дойдя, он остановился. Это было уже занятно. Вверху странички — телефон, адрес (конец Каширского шоссе, определил Валера), затем два имени: Рамов Анатолий и Рамов Алексей. И вот тут-то он и углядел слово «Саша». Саша был старше Лены, потому что все тем же ученическим почерком был выписан его рабочий телефон, и ниже — торопливые каракули. Пометок не было, но Валера знал эти номера. Справочные Бутырки и «Матросской тишины». Видимо, ее Саша загремел за решетку. Знать бы, за что... Тут Валера понял, что его насторожило: Лена общительный человек, у нее были сотни знакомых по всей стране, но он нигде не видел координат ее родителей. Он нашел ее рабочий телефон, адрес квартиры на Беговой, но ни одного указания на родителей. Не детдомовская же она, в самом деле...
Валера еще раз перелистал страницы. Вот оно! На самой последней странице: «Фатюшина Елена Степановна»... Как она себя официально величает. Какой-то колхоз в Мордовии... За своим Сашей на зону поехала? Там много зон... А это чло такое?! «29.06.68 — 21.06.87». Так обозначают период жизни. Погиб ее Саша, что ли? На зоне такое бывает... Валера заглянул на предыдущую страницу и опешил. На адрес он не обратил внимания, только заметил, что внизу написаны имена двух человек, имеющих общую фамилию, и стояла карандашная пометка: «Родители Ленки». Вот так так... Выходит, период жизни имел отношение не к Саше, а к Лене Фатюшиной. Получается, она умерла?
Чушь какая-то. Все записи в книжке сделаны одним человеком — почерк менялся, но не настолько, чтобы можно было допустить смену хозяев записной книжки, — и последняя запись внесена не позже этой весны. Получается, Лена сохранила способность писать после смерти? И с кем тогда Валера встречался этим вечером? С призраком? Это, конечно, шутка, но ту девушку, которой так восхищался Чех — нельзя сказать, что и Валера остался к ней равнодушен, — звали вовсе не Леной Фатюшиной. А как? И зачем ей потребовалось представляться именем умершей? Самое интересное, она же и в магазине числится под этим именем. Вот вам и продавщица... Валера машинально прощупал обложку. Верхняя «корочка» толще нижней, будто между картоном и дерматином обложки что-то было. Он посветил фонариком: так и есть. Край дерматина подрезан лезвием, затем заново заклеен.