Частная жизнь парламентского деятеля
Шрифт:
— Однако, для них мы должны идти на все,— возразил Тесье.— Послушай, Сусанна, нам нечего теперь скрывать что либо друг от друга и я тебе выскажу все, что у меня есть на душе, даже самыя затаенныя мои мысли. Правда, были минуты, когда я ненавидел тебя, да, да действительно, ненавидел. Помнишь, там, в тот день, когда я ей писал, а ты, что-то подозревая, смотрела на меня недобрым взглядом. Тогда между нами не было ни малейшей дружеской связи, было только принуждение, цепь. В эти минуты я, действительно, думал о разводе, и если бы вопрос шел только о тебе, я, может быть, не оттолкнул-бы этой мысли. Но я думал о них, о двух бедняжках, и мне казалось, что оне всего могут требовать от нас, что мы вполне принадлежюс им. Дело уже идет не о чувстве, а o долге, мы не смеем стараться уравновесить наши желания с их интересами; оне важнее всего. Теперь ты не можешь не видеть, что развод невозможен.
Сусанна молча слушала эти признания, которыя окончательно разбивали ея сердце, но лицо молодой женщины оставалось вполне
— Но я не уеду,— с жаром произнес Мишель.
— Кто знает!
— Я не уеду,— повторил он,— никто не просит этого у меня.
— Никто не просит, но твое сердце требует.
— Ты видишь, что я сопротивляюсь ему.
— Да, в спокойныя минуты, а оне все становятся реже и реже.
— Я буду спокойнее, если ты согласишься дать мне немного свободы.
— Компромиссы? Ни за что! Прежде всего, Мишель, не нужно делать низостей. A это было бы низостью… с моей стороны, да и с твоей тоже. Видишь, как мы ни кружимся, а все приходим в одной и той же точке. Если бы ты вернулся в нам вполне искренно, честно…
Мишель прервал ее.
— Разве я виноват в том, что у меня не хватает сил?
— Разве ты виноват? — спросила Сусанна,— не я ли по твоему виновата! Но не в том вопрос. Если бы ты совсем вернулся ко мне, вполне, без задней мысли, о, я бы скоро все забыла, все простила. Но твоя жена и дети не хотят довольствоваться половиной тебя. У Анни и Лауренции в жизни будет одной лишней тягостью больше — вот и все. Я научу их нести ее. По крайней мере, мы с тобой честно выйдем из того положения, в котором многие потеряли не только счастье, но и собственное достоинство. Не знаю, будеш ли ты счастлив, я же вполне несчастной не буду; моей поддержкой станет мысль, что я принесла ту жертву, на которую у тебя не хватило сил. Во всяком случае нам будет лучше, чем теперь. Ты видишь, мой милый, что тебе придется согласиться, сделаться свободным. Мишель страшно боролся в душе; может быть в первый еще раз он чувствовал всю цену того, что терял, понимал всю силу привязанности и привычки. Ясно представилась ему его раздробленная семья, он точно видел, как покинутая Сусанна стареется в одиночестве, вообразил себе своих дочерей, лишившихся отца, заклейменных тенью, которую он набросил на них; так как светская логика часто смешивает жертву с виноватым. Все это так живо нарисовалось в его уме, что от внутренней муки у него на лбу выступил холодный пот. И между тем Тесье сознавал, что Сусанна права, что непреодолимая сила влечет его к Бланке, что все случившееся недавно, вся его борьба, только усилила это влечение; он понимал, что придет минута, когда он не будет в состоянии противиться ему, а совесть замолкнет. Зачем же продолжать агонию этих двух жешцин, которыя страдают из-за него, а также и свои собственныя муки? Если еще отложить развязку, она станет только мучительнее.
— Боже мой, как бы я хотел умереть,— сказал он, хватаясь за голову.
— Без сомнения, мой друг, но от этого не умирают,— спокойно сказала Сусанна и в ея голосе прозвучала ирония. — Я вижу, что ты поддаешься, ты не возразаешь. Ну, Мишель, если у тебя не хватило мужества исполнить твой долг, по крайней мере, пусть его хватит на то, чтобы смело нарушить обязанности. Поступи прямо, не колеблясь. Дай себе отчет в своих желаниях и действуй сообразно с ними.
— А,— возразил он,— я презираю, я ненавижу себя; я чувствую, что я делаю подлость, Сусанна, но я не могу больше, не могу.
Едва Мишель согласился на развод, как Сусанна внезапно изменилась. Все, что в ея голосе и жестах было ласковаго, почти материнскаго, внезапно исчезло. Она встала и заговорила твердо; ирония, слышавшаяся раньше в ея некоторых выражениях, теперь усилилась. Она стояла перед мужем с видом посторонней женщины, прощающейся после деловаго визита.
— Я знала, что ты, наконец, сознаешься в том, что я права,— говорила она,— ты не скоро сдался и я благодарю тебя за это. Теперь, что решено, то и решено окончательно. Только ради меня ты должен действовать как можно скорее. После завтра или ты, или я должны уехать из дому. Лучше, я думаю, чтобы уехал ты… Ты наведешь справки, как устроить это дело, я тоже. Наши поверенные переговорят обо всем.
Выпрямившись, гордо, она ушла, не взглянув на мужа. Мишель сделал было движение, чтобы удержать ее, но остановился. Все было кончено.
Часть четвертая. VIII.
Пока ничто еще не было решено окончательно, пока Тесье колебался, он казался слабодушным человеком. Но основной чертой природы Мишеля была потребность действовать и он воспрянул духом с той минуты, в которую, окончательно заглушив в себе сомнения, отнимавшия у него нравственныя силы, согласился на развод. Он сейчас же ясно обсудил свое новое положение. Прежде, при мысли об этой жизненной задаче, Тесье всегда представлялось два или три возможных ея разрешения. Теперь необходимо было только сделать одно: изо всех сил постараться поскорее привести в исполнение
— По крайней мере,— думал Мишель,— меня нельзя будет обвинять ни в корыстолюбии, ни в разсчетливости, ни в трусости. Все скажут: он сумашедший, но никто не станет презирать меня. В том, что я делаю, есть известная доля величия и всем придется признать это. Это посмеет бросить камнем в человека, который добровольно отказывается от всего? — раздумывая таким образом, Мишель невольно заметил, что общественное мнение значит для него больше, нежели он сам предполагал.
— Не все ли мне равно, что скажут,— продолжал он свои размышления. Но Тесье отлично знал, что это ему далеко не все равно, и навязчивыя мысли преследовали его; он отделывался от них только погружаясь в сладкия думы о Бланке, которая наконец-то будет принадлежать ему! Он мысленно видел себя с любимой женщиной далеко, далеко, на каком-либо из островов Средиземнаго моря, на залитой южным солнцем отмели, или подле одного из итальянских озер; словом, в рамке пейзажа, точно нарочно созданнаго служить приютом блаженства. Бывало, во время своих быстрых, как сон, путешествий, проносясь мимо этих очаровательных мест, он думал: хорошо бы здесь быть счастливым!
Где-то далеко, далеко, на безконечно большом разстоянии люди будут страдать, волноваться, бороться, а они с Бланкой ни о чем не узнают и никто не услышит больше о них самих. Они забудут о внешнем мире, не касающемся их, забудут всех посторонвих, чужих людей. Но тут мысли Мишеля прерывались; предвкушаемое счастье омрачилось тенью; среди сладкой мечты, ему слышался тяжкий, печальный вздох когда-то любимых близких и этот вздох, чудилось ему, всегда будет звучать вечным упреком. Тесье удавалось, хотя и с большим трудом, отгонять эти навязчивыя мысли.— Что сделано, то сделано,— размшшшл он.— Решение принято безпокоротно, его так же невозможно изменить, как совершившийся факт.
После объяснения с женой, вечером, Мишель писал Бланке:
“Дорогой друг мой, мы с Сусанной пришли к очень важному соглашению, оно положит предел нашим безвыходным терзаниям. Сусанна поняла, что для нашего положения необходимо найти развязку; она увидала, что то, чего она тогда потребовала, ни к чему не повело, так как разлука не разъединила нас с вами. Я ей разсказал обо всем, что произошло сегодня, вернее, только намекнул об этом; из моих слов она, очевидно, заключила, что наша любовь ;— ;сильнее всех препятствий и неожиданно предложила мне развод. Кажется, давно, еще с нашего пребывания в Аннеси, где нам обоим жилось так тяжело, она думала о нем. Мне тоже часто приходила в голову эта мысл; но я бы никогда первый не заговорил о разводе, так как такое разрешение вопроса казалось мне всегда страшной несправедливостью. Я и до сих пор считаю развод несправедливостью, а между тем соглашаюсь на него. Не думайте, что я ухватился за предложение Сусанны как за спасительный буек; нет, я изложил ей все последствия развода для меня, для нея и для детей; моя жена, предвидя мои возражения, опровергла их, и я думаю, она права. Важнее всего вопрос о детях; я чувствую, сколько в нем действительно ужаснаго, но также для; ;меня ясно, как день, и то, что нам с женой невозможно жить вместе; нас связывают только искусственныя узы и оне грозят превратиться в невыносимую цепь. Развод только оформит то отчуждение, какое уже существует на деле. Полная разлука будет легче. Перед отьездом из дому (я уеду завтра вечером), я еще в последний раз поговорю с Сусанной; нам с ней необходимо условиться насчет процесса, он будет очень сложен, потому что нельзя получить развода без причины. Нам придется придумать повод, так как, понятно, ваше имя не должно быть упоминаемо. Нам всем выгоднее, чтобы было как можно меньше пгума. Сусанна не на столько мелочна, чтобы из ревности, или обиды компрометировать нас; мы сохраним нашу тайну, но мне придется во всем сознаться де-Торну, который вместе со мной руководит нашим делом в палате; он имеет полное право узнать, почему я бросаю свою карьеру; я забыл вам сказать, что отказываюс от общественной деятельности и завтра же посылаю просьбу уволить меня из числа депутатов. Если нам удастся скрыть мои дальнейшия намерения, я немедленно, после развода, уеду на несколько времени и, когда меня достаточно забудут, вернусь, чтобы просить вашей руки; в противном случае, мы обвенчаемся сейчас-же после процесса и скроемся вместе.