Человеческое, слишком человеческое. Книга для свободных умов
Шрифт:
Мнения и рыбы. — Своими мнениями человек владеет так же, как владеет рыбами, — если, конечно, у него есть рыбный пруд. Достаточно пойти ловить рыбу и действовать удачно — и получишь свою рыбу, свои мнения. Я говорю здесь о живых мнениях, о живой рыбе. Другие люди довольствуются посещением музея ископаемых — и соответственно, в своей голове, «убеждениями». —
Признаки свободы и неволи. — Удовлетворять свои насущные потребности самому, насколько можешь, пускай и не до конца, — это путь к свободе ума и личности. Если ты допускаешь, чтобы множество твоих потребностей, в том числе и не насущных, удовлетворяли другие,
Вера в себя. — В наше время люди не доверяют всякому, кто верит в себя; в иные времена было достаточно заставить поверить в себя других. Рецепт получения веры сейчас гласит: «Не щади себя! Если хочешь, чтобы твоё мнение явилось другим в свете достоверности, сначала подожги свою хижину!»
Богаче и беднее зараз. — Я знаю одного человека, который с детства привык хорошо думать о человеческом уме, то есть о подлинном интересе людей к умственным предметам, о бескорыстном предпочтении, отдаваемом ими тому, что они познали как истину, и ему подобном, но о своём собственном уме (логическом мышлении, памяти, присутствии духа, фантазии) имевшего скромное, даже низкое мнение. Он ничего о себе не воображал, сравнивая себя с другими. Но вот с течением времени он был вынужден переучиваться в этом отношении — сначала один раз, а потом постоянно; можно было бы подумать, к своей величайшей радости и удовлетворению. Что-то подобное у него и впрямь было; но, как он однажды сказал, «сюда примешивалась горечь самого горького сорта, какой я не знал во всю мою прежнюю жизнь: ведь с тех пор как я начал более справедливо судить об умственных потребностях людей и своих собственных, мой ум стал казаться мне мало пригодным; не думаю, что способен сделать с его помощью что-то хорошее, поскольку ум других людей не может его воспринять: сейчас я постоянно вижу перед собою ужасающую пропасть между людьми щедрыми на помощь и нуждающимися в помощи. Потому-то и мучает меня необходимость скрывать свой ум и наслаждаться им в одиночку, насколько им можно наслаждаться. Но блаженнее давать, нежели принимать:{170} и что такое самый богатый в одиночестве пустыни!»
Как следует атаковать. — Основания, на которых держится вера или неверие во что-то, сильны настолько, насколько возможно, у очень и очень немногих людей вообще. Обычно, чтобы потрясти какую-либо веру, отнюдь не требуется сразу прибегать к тяжёлым наступательным орудиям; многим достаточно атаковать, произведя не слишком большой шум, нередко просто хлопушкой. В обхождении с людьми очень тщеславными бывает довольно сделать мину, выражающую самую ожесточённую атаку: они видят, что к ним относятся весьма серьёзно, и легко уступают.
Смерть. — Более точный взгляд на смерть мог бы подмешать в каждую жизнь драгоценную, благоухающую каплю легкомыслия — а теперь вы, диковинные аптекарские души, сделали из смерти зловонную каплю ада, отравляющую всю жизнь!
Раскаяние. — Никогда не давать места раскаянию, а тотчас говорить себе: это значило бы послать вдогонку первой глупости вторую. — Если ты причинил вред, подумай о том, как сделать что-то хорошее. — Если ты за свои поступки понёс наказание, переноси его с чувством, что оно уже само заключает в себе что-то ценное: твоё наказание предостерегает других от совершения подобной глупости. Всякий наказанный злодей вправе чувствовать себя благодетелем человечества.
Научиться мыслить. — Как человек может научиться мыслить, если он не будет как минимум третью часть каждого дня проводить без страстей, людей и книг?
Лучшее лекарство. — Время от времени немножечко
Не прикасаться! — Есть на свете ужасные люди, которые не решают, а только запутывают и делают более трудной проблему для всех, кто хочет участвовать в её решении. Того, кто не может попасть молотком по шляпке гвоздя, нужно попросить вообще не прикасаться к молотку.
Забытая природа. — Мы говорим о природе, забывая при этом о себе: а ведь мы и сами — природа, quand m^eme [90] . — Следовательно, природа есть нечто совершенно другое, чем то, что мы чувствуем, произнося «природа».
Глубокие и скучные. — То, что падает в глубоких людей, как и в глубокие колодцы, падает очень долго, прежде чем достигнет самого дна. Зрители, которые обычно не могут дождаться конца, весьма склонны считать таких людей неповоротливыми и косными — а то и скучными.
90
несмотря ни на что (фр.).
Когда пора клясться в верности себе. — Бывает, мы движемся в направлении ума, которое никак не соответствует нашему дарованию; какое-то время мы героически плывём против ветра и волн, а, в сущности, против себя самих: мы теряем силы, задыхаемся; то, чего мы достигаем, не доставляет нам настоящей радости, и нам кажется, что эти достижения обошлись нам слишком дорогой ценой. Мало того, мы отчаиваемся в своей плодотворности, в своём будущем — иногда, наверное, и в разгар своего торжества. И вот наконец-то мы поворачиваем в обратную сторону — теперь ветер дует в наши паруса, направляя нас в наше русло. Какое счастье! Как мы уверены в своей победе! Только теперь мы понимаем, кто мы и чего хотим — и клянёмся теперь уже не изменять себе, да и вправе не изменять себе — как знающие.
Предсказатели погоды. — Как облака подсказывают нам, куда высоко над нами дуют ветры, так и умы самые лёгкие и свободные, двигаясь по своим направлениям, заранее указывают нам погоду будущего. Ветры долин и рыночные суждения на злобу дня что-то значат лишь для того, что было, а не для того, что будет.
Постоянное ускорение. — Люди, которые медленно начинают дело и с трудом в него втягиваются, затем подчас демонстрируют качество постоянного ускорения — так что в конце концов никто уже не знает, куда понесёт их поток.
Три хороших вещи. — Величие, покой, солнечный свет — эти три вещи заключают в себе всё, чего мыслитель для себя желает и чего от себя требует: его надежды и обязанности, его притязания в интеллектуальной и моральной сфере, даже в повседневной жизни и ландшафтных условиях его жилища. Им соответствуют, во-первых, возвышенные мысли, во-вторых, мысли умиротворяющие, в-третьих, просветляющие, — но, в-четвёртых, мысли, причастные ко всем трём качествам, в которых преображается всё земное: это сфера, где царит великая троица радости.
Умереть за «истину». — Мы не позволили бы сжечь себя за свои мнения: не настолько уж мы в них уверены. Но, возможно, позволили бы сжечь себя за то, чтобы иметь право на свои мнения и на то, чтобы их изменять.
Иметь свою цену. — Если человек хочет, чтобы его расценивали как именно то, чем он является, он должен быть чем-то, что имеет свою цену. Но цену имеет только обыкновенное. Значит, названное желание — следствие либо проницательной скромности, либо глупой нескромности.