Человек
Шрифт:
Решил, что буду лечить не уколами, не таблетками, а психологическим воздействием, то есть настраивая человека не болеть. Тогда уже мечтал лечить словом.
Помню, приходит ко мне пациент, жалуется. Доктор, тут болит, там болит, высокая температура. А я ему посмотрю в глаза пристально, пожму руку крепенько и скажу, эдак, со значением: «Будьте здоровы». И это действовало получше таблеток. Бывало, после этих слов больной в слёзы, в мольбы кидался, но я был непреклонен. Поплачет, поумоляет, встанет и уйдёт. Так всю свою жизнь, до самой пенсии
А как на пенсию ушёл, так сразу новые времена начались, тут пошло поехало. Врачам, как и пенсионерам, деньги платить перестали. Перестали платить в самом прямом и ужасном смысле, а шарлатаны и проходимцы, смотрю, расцвели. Смотрю, дипломированным врачам народ перестал доверять, а к самозванцам идёт с распростёртыми объятиями. Ну, думаю, настало твоё время, Мямлин. Честь, совесть, всё это понятия эфемерные, у меня сотни коллег, хирургов, все они резали людей и подтверждают, что есть печень, есть желудок, есть мочевой пузырь, но никто из них чести и совести не видел, а значит, их и не существует. А значит, когда стыдят меня, говоря «нет у Вас ни чести, ни совести», я спокойно улыбаюсь, потому что убеждён в том, что их нет ни у кого.
Я отвлёкся. А говорил о том, что шарлатанам все стали доверять. Думаю, стану-ка и я одним из них. Тем более что шарлатан я с большим стажем. Пошёл в банк, попросил кредит. Многие просили и политиканы, и фермеры, и изобретатели, среди них многие известные люди, но никому не дали. А меня выслушали, сказали «этот вернёт», и дали беспроцентный. Рассказал им всё прямо, как есть, что буду ворожить, буду колдовать, нужна охрана, помещение с железными дверями, нужна всякая полынь трава, хрустальный шар, чалма как у факира, телескоп, чтобы следить за звёздами и прочий реквизит. Далее — дело техники.
Снял подходящие апартаменты, дал рекламу и пошли люди, как овцы. Только успевай шерсть с них стриги, то бишь, вытряхивай карманы. А рецепты простые. Голодай и холодай… Не помогло — значит, наоборот: посытнее кушай, да потеплее кутайся. Если и это не помогает, то пей мочу и мажься калом. Ещё хуже стало? Значит, чаще мойся, а после ванны сто грамм и кружку пива. Если зима на дворе — походи босиком по снегу, если лето — по траве, если весна или осень — шпарь по лужам.
Как это ни смешно, многим эти советы помогали, а тех, кому не помогли, не боюсь. Как уже упоминал, у меня и охрана, и двери из железа, и никаких обязательств. Я неподсуден. А захотят взяться всерьёз, откуплюсь.
Я ведь пока не стал шарлатаном, негодовал на них, письма писал во все инстанции, предлагал всех их сжечь на кострах. Ну, а коли не прислушались, думаю, значит, государство само в их существовании заинтересовано. С тех пор и ловлю я наш легковерный народ на все возможные и невозможные крючки.
Таким образом, и превратился я из дипломированного врача без зарплаты, из заслуженного пенсионера, обречённого на голодную смерть в миллионера, целителя и благодетеля. Да, а как же, без благодеяний нельзя. Куплю для детского дома одного
Если есть деньги, а мозгов нет, приходите лечиться.
Клиент
Каких только встреч в моей жизни не было. Но самая странная случилась всё в том же девяносто втором году. Мне было тридцать лет, работал в шведско-российско-австрийской фирме. Только что похоронил жену.
В поисках укромного места, свернул с Тверской, а там, в закоулке, целая ватага молодых девиц. Да все разодетые, нарядные.
Я остановился и невольно заинтересовался происходящим. Во дворик медленно въехал серебристый «Мерседес», и тут же, как по команде, перед ним выстроились мои красавицы. Их было с десяток. Из автомобиля вышли молодые люди и стали выбирать подруг на вечер.
Ко мне подошел сутенер.
— Чего, земеля, смотришь? Завидно? А ты не жмись, себе тоже возьми. Девки хорошие. Если приплатишь, то и с поперечной тебе найду. Улыбаться будет, так сказать, на всех уровнях. Не шучу. Бери, пока подешевели. Они до семнадцатого сотню баксов стоили, а сейчас всего шестьдесят.
— Ну, что вы, они мне и даром не нужны, — сказал я, и вдруг сердце моё дрогнуло. Один из «мерседесовских» выбрал ту, которую отдать ему я никак не мог.
— Уговорили. Мне нужна та, в синем платьице.
— Проснулся, — присвистнул сутенер, — ее уже взяли. Выбирай, брат, другую. Вон их сколько еще осталось.
— Я не шестьдесят, а двести долларов заплачу.
— Чего? А ну, покажь.
Я достал и показал деньги. Сутенер тут же, не мешкая, молнией метнулся к «мерседесовским» и стал их уговаривать выбрать другую.
— Братаны, оставьте эту шкуру, у нее сегодня проблемный день. Намаетесь, проклянете все на свете. Возьмите самую лучшую, от себя отрываю.
Он жестом подозвал к себе высокую, которая в общем строю не стояла, пряталась в подъезде.
— Она такое умеет, — расхваливал он ее, пока та подбегала.
— А мы и лучшую возьмем и проблемную, — смеялись «мерседесовские», — проблемную посадим за руль, и она повезет нас через «роттердам» в «попенгаген». Поведёт в шоколадные цеха свои, на экскурсию.
— Вопросов нет, — согласился с ними сутенер и, получив с ребят деньги за двоих, неспешно подошел к Тимуру. Было заметно, как на скулах у него ходили желваки.
— Тю-тю, земеля, увезли твою Забаву Путятишну. Она тебе кто? Сестра? Жена? — устало поинтересовался он. — Чего ты уперся? Ну, это быдло можно понять, они себе уши накачали и думают, им все позволено. Но ты-то интеллигентный человек, ты же должен уметь с любой ладить. Ну, что, зёма, уговорил?
— Меня Тимуром зовут, — зачем-то соврал я.