Чемпионы Черноморского флота

Greko

— Ну, ну, не скромничай! — подошёл к Васе. — А вот тебе моя рука! И хватай мензурку с жженкой! Угощаю!

Вася руку пожал и посудину принял. Так завязалось их странное знакомство.

Дорохов Васю по-дружески отличал и часто вел с ним беседы. Вася постепенно освоился, перестал робеть. Стал выспрашивать, интересоваться мнением Дорохова по многим вопросам. В первую очередь рассказал про предложение Лосева о переводе к куринцам.

— Бежать нужно из Тенгинского полка, — тут же согласился с офицером Дорохов. — Лосев прав. Посадят тебя в крепостной гарнизон —

и сгниешь там за понюшку табака. И еще! Проведешь лучшие годы жизни без женщин. Разве такое годится? Ни подвигов, ни славы, ни баб. Такая жизнь не по мне. Мне бы на коня![1] Я бы всем показал! Мне по душе там, где опасность. Только в полк возвращаться не желаю. Буду просить Раевского о переводе к казакам. И стану свою команду собирать из охотников. Как мой батюшка покойный со своим партизанским отрядом. Вот где жизнь! Сам себе командир! Пойдешь ко мне служить, коли выгорит дело?

— Поживем-увидим, — пожал плечами Вася.

— На лошади скакать привычен?

— Конечно. Я же из Урюпинска. Казачий край. Хоперцы!

— Ха! Тебе же, брат, прямая дорога в казаки! Что ж ты в солдатах делаешь?!

— Так получилось.

— Понял. Молчу. У каждого — свои секреты. В общем, даст бог, свидимся в Грозной.

«Не было и гроша! — улыбнулся про себя Вася. — Теперь целых два предложения! Одно точно: из полка нужно уходить. А вот переходить к куринцам, или к Дорохову… Это уже после Тифлиса решу».

Так-то в душе, Вася, конечно, хотел к Дорохову. Но тут же нужно было учитывать и другие обстоятельства. Сколько тут Дорохов просидит? Как быстро организует свою команду? Вася же не мог вечно ждать и болтаться без дела? Кто ему позволит? В идеале нужно, чтобы была стопроцентная гарантия. Типа, вместе с Дороховым выбрались отсюда, поехали в Грозную через Тифлис. Там вылечился. И можно в летучий отряд к Руфину.

За этими размышлениями только на второй раз расслышал, как его кто-то громко зовёт.

— Вася! Девяткин! Скорей же ступай во двор! Раевский приехал!

Вася вздрогнул. Тут же часто задышал. И уже широко улыбался, оборачиваясь на зов. На долгожданный зов спасения!

Коста, Пшада-Вулан, начало июля 1838 года.

— Мы искали вас, Зелим-бей! — своим скрипучим мерзким голоском приветствовал меня Джеймс Станислав Белл, английский шпион на Кавказе, недодавленный мной в прошлом году.

Я, игнорируя его, обратился к шапсугскому князю.

— Достопочтенный помирился с англичанином?

— Я сделал ошибку, поверив подметным письмам. На общем собрании я повинился перед старейшинами и вождями, — огорошил меня Шамуз.

— Мы все выяснили! Это было недоразумение! Это ваша вина!

— Моя? — искренне возмутился я. — Вините вашего бывшего дружка Андрео Гая. Или как там его? Жабермеса?

— Вы знаете? — изумился Белл.

— Еще бы мне не знать? Я только из Константинополя! Сефер-бей мертв, Стюарт застрелился!

Белл выдал неподражаемый звук, словно кутёнка придавили в темном углу. Но не накинулся на меня с обвинениями. Сцепил зубы. Не моргая,

выслушал мою версию событий в Стамбуле. Весьма далекую от реальной картины. Внутренне я наслаждался! И покатывался от хохота, глядя на ошеломленные лица слушателей.

Я был уверен, что ничем не рискую. Даже если из Стамбула дошли свежие новости, немало времени понадобится нанимателям Белла, чтобы разобраться в случившемся. Единственным человеком, кто мог меня вывести на чистую воду, был Эмин-паша. Но он далеко. В Адрианополе. И ему нет дела до Черкесии. Он на службе султана и должен управлять вверенным ему пашалыком. По крайней мере, так считали все мои начальники.

— До нас уже дошли страшные вести! Вы кое-что прояснили. Про Стюарта я не знал, — не унимался Белл. — Жду инструкций от Дауд-бея.

— Какие инструкции, Белл?! — осадил я его. — Максимум, что вы услышите: горцы должны своими руками обрести свободу[2]. Все кончено! Бегите!

— Как бежать? В такую минуту?!

— Чем вам угодна эта ситуация? Когда мы встречались последний раз, вы мечтали последовать примеру своего спутника Лонгворта и удрать в Турцию.

— Как чем?! Вы не в курсе?

— Вы о чем, черт побери? — спросил я, раздражаясь.

— Спокойно! Я объясню! — торопливо заговорил Белл, переходя на английский.

Я отметил, что от его уныния, граничившего со страхом не осталось и следа. Это откровенно бесило. И настораживало.

— Черкесы считали войну с русскими чем-то вроде божьего наказания. И с каждым месяцем, с каждой новой экспедицией московитов, все более падали духом. И вдруг этот шторм. Гибель целый эскадры. Страшные потери Черноморского флота. И огромное богатство, которое привалило горцам. Они снимались целыми аулами и двигались к морю с арбами. Даже женщин с собой брали. Грабили выброшенные на берег корабли. Даже те, которые спаслись в пределах лагерей, пытались ночью поджечь, чтобы потом поживиться металлом. Снимали и тащили все подряд. Промокший порох, все виды железа, одежду, оружие. Даже обрывки канатов…

— На кой черт им разлохмаченные концы?

— Они раздергивают нити, красят их и потом ткут из них одежду. Сами знаете, какая тут бедность. Насколько людям не хватает самого обыкновенного… И на фоне этого морального подъема я придумал план, как его укрепить. Я говорю всем подряд, что султан объединился с египетским пашой. Что вскоре флот Мухаммеда Али прибудет к берегам Черкесии.

— Вы сумасшедший? Или самоубийца? Султан снова воюет с египтянами и терпит поражение. Все ждут нового русского десанта на Босфоре!

— Черкесам это знать ни к чему!

— И что потом? Я не стану участвовать в новом обмане и вам не советую.

Белл скривился. Попытался сменить тему.

— Что с Паоло Венерели? Он пропал. Его никто не видел, после того как вы вместе поехали встречать груз из Турции.

— Я ему не нянька! Быть может, засел в каком-нибудь ауле и пьет горькую в своем духе. Или черкесы его прирезали, не устояв перед соблазном прихватить такой куш.

— Это все крайне подозрительно, Варвакис!