Чемпионы Черноморского флота

Greko

Последние предупреждения комендант говорил, сверля взглядом Дорохова. Все прекрасно это поняли. Дорохов опять лишь хмыкнул.

— Это всё? — спросил измождённый Лосев.

— Да, пожалуй! — кивнул Алексеев.

— Можем идти? — спросил Лосев у коменданта.

— Выполняйте! — кивнул комендант. — Лейтенант вас проводит, познакомит. Ну и вообще…

Четвёрка пошла на выход.

— Дорохов! — комендант окликнул известного забияку.

— Слушаю! — Дорохов обернулся.

Комендант дождался, когда остальные покинули помещение.

— Дружеский совет, Руфин

Иванович: не распускайте руки. Поберегите язык!

— Если бы вы знали, милейший Павел Капитонович, сколько раз мне так по-дружески советовали!

Дорохов покинул кабинет. На его лице гуляла шкодливая улыбка.

Коста. Туапсе, июль 1838 года.

Штабс-капитан Лико меня ничем не удивил. Посидели душевно, уговорив бутылку греческого вина из Крыма. Новостей ноль целый, ноль десятых. Гарнизонная жизнь, одним словом.

Зато удивила Коченисса. Как только я сообщил ей, что Василия в крепости нет, что он с солдатами отправился в Туапсе, она безапелляционно заявила:

— Я еду с вами! Не бойтесь, обузой не буду! Мне нужно найти Василия.

Утром, когда мы собрались выезжать из аула, удивила еще раз. Присоединилась к нашему отряду в мужском костюме и с оружием в руках. Пистолет, дорогой работы булатный кинжал и турецкая сабля в сафьяновых ножнах. Я сразу вспомнил, как вместе со Спенсером удивлялись присутствию девушек в военном лагере черкесов два года назад. А эта амазонка в черкеске и лохматой папахе из овчины была чудо как хороша. Весь отряд на нее шеи посворачивал. Того гляди до беды дело дойдет.

На ночной привал устроились не в ауле, а густом лесу, окружив себя завалами из кустов и приставив к лошадям многочисленную охрану. До селений убыхов было уже недалеко, а они известные разбойники! По крайней мере, так решил Башибузук.

— Почему аул проехали? — спросил я своего зама.

— Местные смотрят на нас волками. Видят в нас конкурентов. Вдоль побережья хватает выброшенных торговых кораблей, с которых еще не все успели снять.

— Проблема…

Я приказал черкешенке устроиться рядом с моим костром. Завернулись в бурки. Молчали. Каждый думал о чем-то своем.

— Почему не шашка, а сабля? — спросил я девушку.

— Старинная работа. Я из дворянского рода. Это сабля моего покойного отца.

Она вытащила из ножен древний клинок. Протянула мне. Простое оружие, без привычных восточных украшений на рукояти. Только лезвие было украшено арабской вязью.

— Здесь написаны слова из Корана, — пояснила мне Коченисса. — Перевести можно, примерно, как «пусть этот клинок коснётся лишь неверного».

— Для Василия приготовила? — хмыкнул я, возвращая оружие.

— Как получится, — неопределенно ответила мне девушка и отправилась на боковую, завернувшись в бурку.

«Железная девка», — подвел я итог нашей беседы, засыпая.

… Укрепление русских со стороны выглядело крепким орешком. Весь лагерь огородился засеками из поваленного леса. Установить связь с гарнизоном проблематично.

«Перещёлкают на подходе, и здрасти не сказав, — заключил я. — Как мне доставить матросов,

если получится их выкупить?»

У меня уже была информация, где можно их разыскать. Поделились встреченные горцы, кружившие вокруг русского лагеря. В десяти верстах по дороге от устья Туапсе в сторону долины Вайа в неприметном ущелье скрывался аул, где держали лекаря с тендера «Луч» и членов команды капитана Панфилова. Сперва их прятали в ауле Мэзыжэй вверх по течению Туапсе. Но потом перевезли, опасаясь вылазки русских. Но войска Раевского носу не казали за пределы засек. Приходили в себя после удара стихии. Возводили рвы с валами. Обкладывались блокгаузами. Боролись за спасение кораблей, словно позабыв о попавших в плен товарищах. Живы ли матросы, не ранены? Об этом можно было узнать лишь на месте.

Отправил часть отряда к Цекери Пшекуи-оку, чтобы не объедать хозяев. Поручил закупить по максимуму продуктов — сыра, кукурузы, просо, баранов и меда. У местных купил быков. Никакой аул не прокормит оставшиеся три сотни человек. Башибузук разместил их за околицей. Но не всех. Нам закатили пышный прием. Нам — это привилегированной группе командиров. Обычное черкесское гостеприимство, к которому примешивалась толика радости от наличия в ауле крупного отряда, способного защитить от мести русских.

К переговорам приступил не сразу. Выжидал подходящего момента.

— Ты когда начнешь про выкуп моряков спрашивать? — ошарашила меня Коченисса.

Нет, мне эта девушка положительно нравилась. В голове у нее точно не опилки. Быстро все сообразила. Мои вопросы, выкуп офицера, выдвижение к Туапсе. Осталось лишь дождаться, когда она спросит: «ты на русских работаешь?» Вот же Мюллер в юбке!

— Тебе-то что за печаль, прекрасная дева? — ответил я вопросом на вопрос.

— А кто, кроме тебя, мне узнает, где Василий?

Крыть нечем. В яблочко.

— Тамада! — обратился я к старейшине.

Черкес сидел на корточках у входа в кунацкую и наслаждался видом того, как мы подъедали его запасы. Я облизнул пальцы от великолепного каштанового меда, которым угощали. Омыл их в чаше с водой, вытер предложенным полотенцем, давая знать, что закончил трапезу.

— Всем ли доволен прославленный Зелим-бей? — вежливо осведомился хозяин.

— Все прекрасно, достопочтенный. Особенно мед ваш хорош! — он удовлетворенно кивнул. — Тут племянница Исмал-ока, знаменитого кузнеца, интересуется: много у вас русских моряков?

Коченисса покраснела и отвернулась, чтобы скрыть свое смущение и свое неудовольствие от моей подставы. А я что? Я ничего…

— Пятеро осталось. Один помер. Еще хакким есть. Повезло нам! Знающий человек. Ходил под нашей охраной, травки собирал в Каштановой щели. И выходил двоих из тех, что нам достались. И старухам нашим уже помог.

Я понял, что с лекарем мне не повезло. Не отдадут ни за какие коврижки.

— Нам бы пошептаться наедине, — подмигнул я старейшине.

Он провел меня в фруктовый сад на задворках своей сакли. В воздухе разливался дивный персиковый аромат. Недовольно жужжали пчелы, ползая по созревающим плодам. Пыльцы-то больше нет!