Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
Я предпочел бы не встречаться… Никогда!
— Все хорошо? — жена трогает мои пальцы, барабанящие по обмотке рулевого колеса.
— Да, конечно, — отмираю и перевожу на нее глаза. — Сейчас… — ворота медленно раздвигаются, а я придавливаю газ. — Сейчас, сейчас, сейчас… — въезжая, бессмысленную чушь зачем-то повторяю.
Накатом подбираюсь к ступеням перед главным входом, плавно торможу, глушу двигатель и тут же замечаю крупную мужскую фигуру, стоящую на крыльце гостевого домика. Это Святослав?
— Хочешь, чтобы я с ним поговорил
— Нет, не надо.
— Уверена?
— Конечно.
Мудрый сильно изменился. Стал старше, выше, серьезнее? Или здесь кое-что еще? Он разворачивается на сто восемьдесят градусов и заходит внутрь дома, в котором, как сказал Сергей, временно живет.
— Куда он?
— Какая разница? — Юля сквозь зубы произносит. — В этом весь Свят. Его слово — закон, его желания — истинные и непререкаемые, а действия… Почти божественные! Служитель чести, почитатель совести, поклонник долга и психически больной, скучающий за откровенной бойней. Видимо, не выспался герой, — злобно добавляет. — Идиот! Пусть идет…
Злится на него и оскорбляет?
— Зачем ты…
— Что еще, Красов? Чего тебе еще?
— Я не ревную, Юля. Слышишь? Не вижу проблем. Пусть он познакомится с…
— С… С… С… С кем? — оглядывается на сына. — Игорек?
— А?
— Побудешь с бабушкой и дедушкой, пока…
— Не надо, Юля, — не разжимая губ, ей говорю. — Ты нервничаешь из-за Свята, а сгоняешь все на…
— На ком?
— … — киваю на мальчишку, корчащего мне смешные рожицы в зеркале заднего вида.
— Фух! Слава Богу! Разговор окончен. Отец сюда идет…
Глава 4
Не моя семья
С трудом воспринимаю все то, что в настоящее время в этой комнате с нами происходит. Она ведь злится? В точности! И сильно негодует? Так и есть! Щедро испускает желчь, обильно подтекая злостью, намеренно таранит ненавидящим взглядом мое лицо, испепеляя кожу, раздирая струпья, ногтями расцарапывая затвердевшую от нервной судороги мякоть. Желая смерти, она готова растерзать меня и мои жалкие останки, не задумываясь, по ветру развеять…
Очень странно и довольно неожиданно, но в памяти всплывает чрезвычайно нехороший эпизод из прежней, военной, как будто бы ненастоящей, вымышленной жизни.
«Женщины всегда злее, опаснее. Запомни прописную истину, майор» — так любил частенько повторять один очень мудрый человек. Твердо сообщал, почти как правило, безукоризненно назубок цитировал параграф, транслируя скупую данность, резко поправлял разгрузку и не по-русски шустро обращался к вопящим и вырывающим волосы себе на голове местным низкорослым дамам, цепляющимся за его руки и забирающим заряженное свинцовой драмой опасное оружие, словно только в этом кроется истинная причина их непрекращающихся уже который год военных действий, житейских горестей и нечеловеческих страданий-бед.
«Они всегда уверены в себе, Свят. Знают, что им все позволено. Все разрешено» — хмыкнув, выставлял перед собой повернутую затянутую в грубую
— Прекрасно выглядишь, — решаюсь на первые слова, набатом разбивающие молчанку, в которую мы с ней играем в общей сложности где-то полчаса.
— Что ты хочешь? — она рычит, обходя холодный стул, стоящий посередине моей жилой комнаты. — Какого лешего тебе здесь надо, Святослав?
Святослав? Не Свят, не Святик, не… «Мне очень хорошо с тобой!» — ее слова, ее ласковые прозвища, нежные объятия, ее искренние чувства, просьбы, мольбы и… Ее признания!
«Считаешь, что эти девки злые? Уверен? С виду не скажешь!» — я парировал и по-глупому смеялся. — «Смотри, какой у той красавицы пронизывающий до костей острый взгляд. Теплый цвет, как будто подведенные глаза, иссиня-черные стрелки. Херня какая-то. В этой цивилизацией не замусоленной деревне у девицы по-модному накрашено лицо. У них тут что…».
«Это все обман! Ловушка, блядский капкан. Не верь им. Бабы — дьявольское зло!» — не унимался мой вынужденный по оружию брат.
«Не наговаривай на местных. Нам с ними, в общей сложности, неполную неделю коротать» — я размахивал рукой, призывая всполошенных нашим рейдом тёток сесть на землю и прекратить нытье, которое, если честно, жутко раздражало, не давало сосредоточиться и принять какое-либо, не то чтобы рациональное и взвешенное, решение.
«Они будут покрывать своих мужчин, Свят. Сдохнут, но ни хрена не скажут. А если скажут, то чушь, которая затянет нас в глубокую могилу. Стервы-ы-ы-ы. Сука!» — он шептал и периодически передергивал затвор. — «Это, блядь, просто-таки круговая порука. Убежден, что одна их этих кошек вполне способна выстрелить в упор».
«Я в этом не уверен. Это женщины! Смотри, там совсем девчонки. Им лет пятнадцать, наверное, неполных шестнадцать. Им бы в школу походить, а потом поступить в какой-нибудь педагогический институт, а после выйти замуж. Прошу вас, женщины, милые, не кричите. Все будет хорошо! Нам ведь от них ничего не нужно» — силой опускал даму на пол, придавливая ей плечо. — «Кров, вода, свет, хлеб!».
«И чистое белье? А по прейскуранту у тебя секс с иноземками не предусмотрен?»…
— Как дела? — с кривой улыбкой задаю простой вопрос.
— Что надо? Еще раз повторить?
— Будь добра, — растягиваю спину по стене, стукаясь затылком о деревянную панель.
— Проваливай отсюда, — садится на стул и закидывает ногу на ногу. — Ничего не выйдет.
— Не выйдет?
— Я не буду повторять, Святослав. Все закончилось. Для тебя это не новость из разряда: «Да как же так?». Ты дал понять, что…
— Я ошибся! — грубо обрываю.
— Ошибся? — обхватывает двумя руками оттопыренную коленку и откидывается на спинку стула.