Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Спасибо, что напомнили, — искривляю то ли похотью, то ли пренебрежением, то ли яростью сегодня почему-то сильно истончившиеся губы, скалюсь дикой тварью и мотаю головой, как агонизирующее животное. — Я Вас ненавижу.
— … — в ответ звучат частые, частые, частые гудки, а следом прилетает сообщение с указанием исходных данных для персонального заказа…
Оперевшись на высокую стойку, верхний край которой достигает моей груди, слепо пялюсь на миловидную блондинку, что-то быстро вбивающую в память рабочего компьютера.
— Добрый день, девушка.
— Добрый, —
Ни в чем не отказывай себе, дивная, наверное, ангельская малышка! У меня, по всей видимости, сегодня хренов день чудес. Сначала сытный завтрак, искусно приготовленный Романой, пространные беседы обо всем и ни о чем за тем здоровым кухонным столом, потом легкая беседа о несовершенстве института современного брака, ее непрекращающиеся слезы на моем плече, затем скупое сожаление, что так — чего уж там — херово вышло, а после последовало немного провокационное предложение:
«Если что… Хм-хм… Будь все же трезв и-и-и-и… Приезжай еще!».
— Слушаю Вас, — девица, наконец-то, отвлекается от экрана.
— У меня заказ, — достаю из кармана телефон.
— Номер, пожалуйста, фамилия и что там должно быть? Слушаю!
С каких это, нижайше прошу прощения, я должен сообщать дополнительную информацию о том, что заказал на мое имя Сергей Смирнов?
— Номер вот, — обращаю к ней дисплей, на котором красуется вычерченный лабиринтом код, — Смирнов Сергей Максимович, дату и год рождения говорить? — подмигиваю, строю глазки и чего-то жду.
— Нет, — брякает покрасневшая и очень недовольная девица.
— Для Константина Красова.
— … — она вбивает информацию, которую я выдал ей, как на духу, а затем мягко поднимает на меня глаза. — Заказ большой?
— Кнопка, да откуда ж я знаю.
— Вы его сделали… — она опирается немного полными, как будто бы отечными ладошками на поверхность своего стола, плавно отодвигает крутящееся кресло и начинает подниматься. — Мне тяжело, я…
Девица находится в глубоко интересном положении и по сильно округлившейся фигуре напоминает бомбочку с живой тротиловой начинкой.
— Простите, милая, — стерев улыбочку с лица и прикрыв глаза, стыдясь чего-то, извиняюсь. — Но я действительно не знаю, что там может быть, — Смирнов не уведомил-таки меня. — Давайте поступим так, — предлагаю, посматривая исподлобья, — Вы позовете меня, если там что-то неподъемное…
— В хранилище клиентам запрещено входить, — отказывается наотрез, еще и подкрепляет свой ответ резким отсекающим движением.
— Об этом никто не узнает, девочка.
— Здесь установлены камеры.
«Оригинально и мудрено!» — по-воровски осматриваюсь по сторонам.
— Я напишу объяснительную и даже сверху доплачу. Но… — теперь слежу за тем, как женщина покачивающейся утиной походкой, поддерживая одной рукой большой живот, а второй поглаживая поясницу, продвигается по рядам, заставленным привезенными товарами из мест общественно-торгового пользования. — Осторожнее, пожалуйста! — шиплю, сжимая кулаки, когда замечаю ее очень неуверенный, как будто бы крадущийся шаг.
— Слава Богу! — пищит
Да, бля-я-я-ядь! Подарок? Подарок Игорьку?
«Новый год — пора чудес. Красов, знаешь, что это означает? Будь до конца отцом и не подсыкай» — всплывают титрами почти «буквальные» слова Смирнова, который предусмотрительно выручил меня. По-моему, я начинаю догадываться, что за встреча меня ожидает и какой предстоит, сука, очень, очень, очень-очень непростой разговор.
Ах, вот, как все сложилось…
— Ты опоздал на десять минут, — Сергей прокручивается на барном стуле, приставленном к стойке, на которой сейчас в такт его движениям вращается под толчками его узких пальцев бокал для виски, наполненный до краев томатным соком.
— Кровавая Мэри? — киваю на его стакан.
— Смирноффка! — салютует мне и подносит окаемочку к губам. — Садись, сынок, — хлопает ладонью по кожаному сидению соседнего с ним стула.
— Это для Игоря? — выставляю маленькую коробку на столешницу, а затем подтолкнув, направляю по гладкой поверхности, как по ледяному треку, к нему.
— На память, Костя.
— Обо мне?
— О ярких моментах в его жизни. Садись! — тихо рявкает.
Владеть собственным голосом так, как это делает Сергей Смирнов, не каждому дано. Он шепотом заталкивает живого человека в сырую землю, а криком, видимо, способен почившего на смертном одре воскресить.
— Я люблю Вашу дочь, — зачем-то говорю, пританцовывая на своем месте, не торопясь пристроить задницу туда, куда он указал.
— Я знаю, — прищурившись, он снова «пробует» на зуб стакан. — Я не стану читать нотации и придумывать чушь о том, что подобное чувство существует исключительно в единственном варианте. Мы любим только раз, а после… Бла-бла-бла! Короче, в детстве, например, — громко хмыкает Смирнов, — я был категорически — именно и не иначе — влюблен в девочку из старшей группы того же увеселительного заведения. Влюб-лен, Красов! Я даже ухаживал за ней. Представляешь? Мелкий член в трусах, натянутых поверх постоянно сползающих до колен почти стеклянных, блядь, колготок — я, сука, Супермена строил из себя. Премьер, е. ать. Мама, вспоминается сейчас, сильно-пресильно — в своей манере, конечно, — ругалась, когда нюхала мои зассанные детские кальсоны, а отец только рот на все это открывал. Видимо, Смирный не мог вкурить, откуда у него, великого и ужасного, произошла такая редкостная дрянь. Короче…
— Я люблю Юлю и даю ей развод, Сергей. Она получит по закону половину фирмы, свою машину. Я хочу отдать ей тот дом…
— Ты очень сильный, Костя. Ты…
— Я желаю ей счастью, Сережа. Но…
— Благородный парень! Ты, — он как будто бы хихикает, — как твой покойный отец. Боже, какой ты честный, справедливый. Костя-Костя…
— Как я дальше жить-то буду? — язвлю и угрозой вздергиваю верхнюю губу.
— Она не твоя судьба, Красов. Вы чужие, парень. Слишком разные! Не потому, что она женщина, а ты мужчина. У вас, — он как-то криво, словно жалость давит, улыбается, — диаметрально противоположное представление об этом чувстве. Вы…