Chercher l'amour… Тебя ищу

Иголкина Леля

— Это на фиг! — ворчит Сергей, пока наводит порядок в моем плейлисте. — Совсем вкус отсутствует или вправду предпочитаешь подобную ересь? Не ожидал от тебя подобного. Да уж! Даже у сына с этим проблем не возникает. Князь, я прав?

— Сто?

— Проехали! Престарелая кошка, мяукающая о том, что Рождество — это типа он? Одно у дамочки желание. Эка пошлость, Мудрый. Фу-фу! Это у вас в казарме такое принято слушать? — диким шепотом, почти неслышно добавляет. — Надрачивать привыкли под такое? Вы что? Гроза врагов, называется.

—

Сергей Максимович, как долго?

— Пока не найду достойное. Четырехлетка шурупает в музыке и уже имеет собственное мнение на то, что слышит, а его большой отец фанатеет, — он тычет в сенсор палец, — от девицы с колоратурным сопрано, у которой из достоинств, помимо этого голоса конечно, имеется четвертый, если мне не изменяет память, размер груди.

— Сто?

— Ничего, детка. Сейчас дедушка устроит нам подходящее сопровождение, и мы отчалим.

— Вы гость.

— Иди ты! Правда? Чего? — вскидывается резко. — Чего-чего? Пожалуй, еще один разок. Чего-чего, Святик? Где я гость?

— Как пожелаете! — откинувшись затылком на стекло своей двери, развалившись в кресле и пристроив согнутую в локте руку на ободе руля, с ехидным выражением лица рассматриваю то, как плодотворно возится Сергей.

— Вот так! — он снова сосредотачивается на том, что вытворяет. — Князь, предпочтения имеются? Тебе, сладкий, можно все.

— Сто?

— Отлично. Мне нравится твой выбор. Значит, будет то, что я люблю. Во-первых, уберем эту рождественскую мутотень…

— Э-э-э, — пытаюсь что-то там начать, как Сергей самолично осекается.

— Тьфу-тьфу! — бьет пальцами по губам. — Вырастет — забудет, вырастет — забудет. И потом, что я, собственно, сказал?

— Сто?

— Старый добрый рок, князек. Музыка должна быть качественной, сочной и богатой. А лирика…

— Пустозвонной и, вероятно, иностранной, — с издевочкой подсказываю.

— Много ты знаешь, Святик. Итак! — разобравшись, видимо, со стереосистемой и пунктом управления, Сергей вытаскивает на свет Божий то, что слушали в восьмидесятые или девяностые годы прошлого века. — Ну? — раскрыв на полную глаза, ждет одобрения сначала от меня, а потом от внука. — Отомрите, дети, и скажите, что думаете.

— Нам не пора? — киваю на кнопку запуска.

— А тут, — туда же глазками стреляет, — я вообще не главный. Я пассажир, Свят. Чего ты вообще ждешь? Ель не приобретется, а машина без водителя не сдвинется с места. Ты хоть бы прогрел…

Советы бывалых подвалили. Как вовремя-то, «папа»!

— Уже, — хлопаю по кнопке и мягко поддаю газку. — Все пристегнулись?

— Да! — подскакивает на своем месте Игорек. — Впелед…

Мой сын, похоже, знатный меломан. Я наблюдаю в зеркало, как он покачивает головкой, что-то шепчет, будто подпевает, перебирает пальчиками по пластиковым краям своего кресла, водит плечиками и мотает маленькой ступней.

— Нравится! — искоса поглядывая на меня, говорит Смирнов. — Он балдеет от музыки, Свят. У него есть вкус.

—

Совпадающий с Вашим?

— Между прочим, довольно-таки неплохим моим, ты, видимо, забыл добавить. Что-то имеешь против?

Абсолютно ничего! Я даже рад, что сын убрал зависимость от пластикового оружия и подобной херни, которая во взрослой жизни способна натворить непоправимой беды.

— Здесь направо, Свят, — суфлирует словами и рукой Сергей.

— То есть? — выжимаю тормоз, застыв перед чертой, которую мы даже не успели пересечь, чтобы покинуть пределы загородной «резиденции» Смирновых.

— Направо — это туда! — довольно четко повторяет. — На-пра-во.

— Город там! — киваю, как водится, в противоположную сторону.

— Лес там! — парирует что-то, видимо, задумавший отец.

— Лес?

— Лес! Лес! Лес! — ерзает сзади сын. — У-ла!

— Слыхал? — наклоняется вперед Смирнов и водит носом, словно устанавливает с природой, в которую он намерен с головой погрузить нас, прочную, нерушимую связь.

— Я думал…

— Не хотел этого говорить, но придется. Это приказ, Мудрый!

— Приказ? — газую и щурю глаз.

— Так точно! Направо, а там остановишь, где я скажу.

— То есть ель мы принесем из лесу? — додумавшись, вслух уточняю.

— А откуда надо? — играет пальцами на своем колене ритмичную, заполненную до краев басами, немного подзабытую мелодию.

— Будем воровать? — шепчу, зеркально встретившись с ним лицом.

— Воловать! Воловать!

— Слыхал? Сын сообразительнее своего отца. Вперед, Мудрый. Закон на то и создан…

Чтобы нарушать? Все точно романтично и довольно мило, но я обещал жене, что в скором времени вернусь, а по ощущениям за порчу государственного имущества и безобразный вандализм я могу присесть, скажем, в общей сложности на некоторый срок.

— Сергей… — последний раз ворчу, предупреждаю и все-таки уже качусь.

— Обычное дело, Свят. Доходяг из супермаркетов с бирками на задницах Смирновы никогда не приобретали. У нас, даже во времена сопливого детства с Алешкой, в доме раздавался жирный запах хвои и стояла зеленая красотка с отцовский рост.

Рад за них!

— … — разгоняюсь и помалкиваю, раскочегаривая желваки на скулах.

— Мы по-быстрому! Топор, веревку я приготовил заранее, закинул с утра в багажник, так что…

Пять лет! Пять — не меньше. По крайней мере, Юля будет точно знать, на каких фронтах я потерял себя и найдет меня, отбывающего назначенный срок где-нибудь на рудниках.

— Здесь сбавь скорость, мягко, мягко, мягко… — Смирнов внимательно рассматривает лесной пейзаж, составленный из молодых елей и юных сосен. — Хм? — вертится, как будто что-то вспоминает, замечая особые приметы в безграничном пространстве. — Давай, наверное, еще метров двести, а после… Черт! Смотри! — кивает мне, чтобы я обратил внимание на ноющего о чем-то на своем языке мечтательно подкатившего глазенки Игорька.