Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Их, что, заклинило на этой дате? Это какой-то ритуал? У них это по расписанию? Там по его Уставу секс?
— Не знаю, — специально расставляю ноги и насаживаюсь на его ладонь. — Смирнов, мы старые люди, а занимаемся постыдным, словно нам по двадцать лет. Я сейчас сгорю.
— Я молодой, Евгения. С тобой — не знаю. Тут от мироощущения зависит. Ты, узенькая киска, женщина без возраста. Твои эти французские стрижки под мальчишку…
— Не нравятся?
— Нравятся. Просто я завожусь Смирнова, когда поглаживаю, а затем в тисках сжимаю твою шею.
Сергей внезапно осекается, а наши ласки
— Приехали? — вздрагиваю и поворачиваюсь, чтобы взглянуть в окно. — Уже?
— Трое внуков, чика. Я сейчас с ума сойду, — Сергей как-то тяжело вздыхает. — Думал ли я, что буду иметь семью — жену, двух дочерей и маленьких внучков. Не хочу, чтобы мелкие вырастали. Ни в какую! Даже не знаю, кому свечку поставить, чтобы сбылось. Есть какие-нибудь святые, которым я мог бы помолиться? Твою мать! Кто от такого молитву примет. А вообще…
— Помолчи немного, — разглаживаю чуть-чуть помятую моим лицом рубашку. — Застрекотал, как оглашенный.
— Я тут подумал, чика.
Самое время насторожиться, потому что это точно не к добру.
— Не пугай, пожалуйста, — под нос себе бухчу.
— Спокойно, шоколадка. Все под контролем. Короче, что скажешь, если мы их от родителей заберем? Будем баловать малышню и заклинать пострелов, чтобы не взрослели, не развивались, не росли и не встревали в какую-нибудь ерунду. Пусть будут крошечными. Вальке вообще расти противопоказано. Это маленький мудрец! Ты замечала, как она крутит пальцем у виска, когда за Пиноккио следит? Она за папочкой приглядывает и уже ревнует к Тосику.
— Прекрати нести чушь! И хватит Петю оскорблять.
— Это любя, мучача. Я к юным Велиховым очень слабенько дышу. Ты же знаешь! К тому же не я, — он неохотно отстраняется, шлепает резинкой моих трусов и придерживает юбку, — все это начал, детка. Не я!
— Мне жаль, что завела тебя и испортила настроение, но…
У меня очень нехорошее предчувствие. Такое уже когда-то было! В первый раз подобное случилось перед тем, как мы провалились с тогда еще не-мужем в прорубь в здешней речке. Я на одно мгновение погибла, умерла. Замерзла. Устала, видимо, бороться. Я отпустила его руку и с открытыми глазами булыжником пошла ко дну. Сергей, несмотря на свой природный страх темной глубины, не раздумывая прыгнул вслед за мной и вытолкнул нас с только-только зарождающейся Юлей на белый свет, а сам расслабился, как будто на прощание мягко улыбнулся и… Утонул! Алешка, старший брат, был, как оказалось, здесь, неподалеку. Он-то всех и спас. За что ему сердечное спасибо и мой до земли поклон.
Потом я что-то предвкушала перед тем, как муж мне выкатил свой жуткий ультиматум — незамедлительный развод или он выберет ту, к которой на постой уйдет. Не знаю, какая вошь ему под мантию тогда попала, но Смирнов был крайне возбужден в те годы и действительно творил:
«Боже-Боже, такую жуткую херню!».
А в третий раз ко мне пришло несчастье, когда прилетела весть оттуда, из того места, где был этот мальчик, Святослав, который много лет назад нас с мужем накрепко связал…
— Тетя Женя, разрешите? — большая сильная рука маячит у меня перед глазами. — Я хотел бы с Вами потанцевать. Что скажете?
— Свят, я… — оглядываюсь и замечаю, как Сергей гладит темную головку Юли и мягкой силой
— Он украл мою жену, — глубоко вздыхает высокий и красивый парень. — Сказал: «На правах безутешного отца и…». Бла-бла-бла! Тетя Женя, я разрешил ему. Давайте-давайте!
— И ты намерен…
— Отомстить. Пожалуйста, — бережно схватив меня за кисть, он с легкостью, не прикладывая особой силы, вздергивает меня и, обняв за талию, направляет на середину деревянного настила, сегодня выполняющего роль праздничной танцплощадки. — Не смотрите на них. Покажем высший класс?
— Почему? — кладу одну ладонь ему на плечо, а вторую погружаю в крепкие объятия жарких мягких пальцев. — Почему не смотреть?
— Мы будем лучше.
— Лучше? — вскидываюсь.
— Пусть моя жена завидует.
— Завидует? Свят, Свят…
— Спасибо Вам, Женя.
За что, ребенок? За что, мальчишка? За что, сынок?
Я помню его очень мелкой крошкой, громко требующей молочка и бьющей ножками по Сережиному животу, если вдруг срок предоставления «вкусняшек» несколько задерживался. Я знала его хмурого отца, его единственного родителя, который привил с детства парню нужные, а главное, мужские качества, произнося почти всегда очень односложные слова, как жесткие необсуждаемые команды. Юля будет счастлива с этим человеком. Я это точно знаю, но все равно чего-то нехорошего страшусь.
— Они смотрят на нас? — противоестественно выгнув шею, заглядываю в теплые глаза. — Ты такой высокий, а был жутко мелкий. Микроб, но чрезвычайно говорливый. Розовая стопа была узкой, но очень длинной…
— Нет, не смотрят, но это дело времени. Я помню Вас, тетя Женя. Все наши эпизоды. Если Вы позволите? — он отстраняет меня, чтобы провернуть вокруг своей оси, а после сразу привлекает. — Отлично! — хвалит и сразу продолжает. — Вы низко наклонялись надо мной и мягко выдували теплый воздух мне в лицо. Щекотали ноготками пятки и шутя прикусывали пальцы на ногах. Вы со мной заигрывали? Признайтесь, пожалуйста. Я Вам нравился? Я покорил мать своей жены? — кивком указывает на топчущихся поблизости Сергея и Юлу.
Шутит и обманывает! Вот мелкий негодяй и провокатор.
— Не может быть, — отрицательно мотаю головой. — Зачем ты это говоришь? Дети не могут помнить того, что было с ними, скажем, до двух лет.
— И тем не менее, тетя Женя, я все прекрасно помню! — настаивает на своем. — Наверное, потому что более открытого и доброго человека я в своей жизни не встречал.
— А Оля?
— Мама выкормила меня, она спасла меня физически, а Вы…
Несильно барабаню пальцами по странно подрагивающим мужским губам.
— Перестань, пожалуйста.
— Вы сидели со мной, когда…
— Святослав, я прошу тебя.
— Вы что-то писали, терли лоб, иногда чертыхались, злились на что-то, но ярко улыбались, когда Сергей Максимович в комнату входил.
Это тоже правда! Но он лукавит — я в том уверена. Не может крошка запомнить такие яркие подробности, а сейчас, будучи здоровым парнем, на голубом глазу без запиночки обо всем вещать.
— Сережа обработал? — смахиваю с широких плеч невидимые нити.
— Нет.