Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Еще проще, Свят. Вы просто не знаете, с чего начать. Теряетесь в событиях, например. Не понимаете, как правильно расставить приоритеты. Возможно, с Вашей точки зрения — я подчеркиваю собственную принадлежность — все, что произошло, не стоит чьего-либо внимания, в том числе и Вашего. Вы усиленно обесцениваете события, не придаете им значения, считаете пустяками, ерундой или случившимися по недоразумению фактами. Так мне кажется. Безусловно, это не исключительная точка зрения, но вывод всплыл сам по себе и обозначил некоторые границы, через которые Вы намеренно не переходите, значит, такой ответ
Какие тут обиды? Тем более на сопливую девчонку с дипломом как будто бы врача.
— Абсолютно. Но все-таки увы. Ты не попала, милый добрый человек, — хмыкаю и раскрываю руки, укладываю их на подлокотники и откидываюсь на спинку, соскальзывая задницей по мягкому сиденью. — Я просто не хочу об этом говорить, Леся. Зачем ворошить прошлое и усложнять друг другу жизнь? Я помню — «врач-пациент». Правильно сказал?
— Про «врач-пациент» — без нареканий, а в остальном…
А в остальном — меня, лично, совершенно не щекочет!
— На сегодняшний момент, дорогая Лена, я считаю, что нужно с энтузиазмом смотреть вперед, загадывая на стопроцентно светлое будущее.
— Вы чего-то боитесь в прошлом?
— Нет.
Сейчас боюсь, что больше никогда не увижусь с сыном. Юла была весьма категорична и непоколебима, когда, стиснув зубы, шипела, что ни под чьим-либо надзором я не получу свидания с малышом. По ее тону, по словам, которые выплевывала, словно обкатывала четкий ритм и подбирала рифму к выражениям, я осознал, как от всего того, о чем мечтал бессонными ночами, оказался охренительно далёк.
— О будущем хотите поговорить?
— Хватаешься за соломинку, Алёна?
— Леся! — молниеносно поправляет.
— Не нравится «Алёнушка»? — специально повторяю, подчеркивая голосом протяжную ударную букву «ё», подслащиваю и без того сахарное имя.
— Меня зовут Елена!
— Уже запамятовала, как представилась вначале?
— Забудьте, — отмахивается от меня и встает со стула.
Все, наверное? Мое время вышло? И я, видимо, уже могу идти.
— Какого цвета у Игоря глаза, Святослав? Вы рассмотрели мальчика? Как он принял Вас? Чем Вы занимались в тот день? Он доверился Вам, пошел на контакт, разговаривал, интересовался, играл? Предложил свою игрушку, например?
Она наступает на чертовски скользкую стезю. Я бы на ее месте поостерегся с такими лобовыми атаками, да еще и без троекратного предупреждения.
— Какое отношение цвет глаз моего сына, а также наши с ним догонялки, имеют к твоей лжетерапии, на которую я трачу драгоценное время и, слава Богу, что не деньги?
— И все же? — останавливается перед окном, демонстрируя мне узенькую спину с выдающимися острыми лопатками, проступающими через стретчевую ткань футболки. — Расскажите о ребенке, пожалуйста, о встрече с которым Вы мечтали… М-м-м? — вижу, как поднимает руку. Вероятно, приставляет палец к своим губам и похлопывает подушечкой об их кожистый пружинящий материал. — Год? Полгода или полтора? Всего лишь месяц? Три дня? Возможно, две недели?
— О сыне говорить не будем, Лена, — грубо обрываю, добавляя увесистую жесткость в свой голос. — Он несовершеннолетний и, более того, абсолютно ни при чем, никакого отношения
— А с его матерью Вы поддерживаете отношения?
— Я сказал — «Нет»! — рявкаю, подпрыгнув вверх.
— Это больной вопрос? Нехорошая тема? Неприятная, щекотливая, скользкая? Травмирующее событие, да?
— По-прежнему считаешь, что вы, мозгоправы, не лезете в приватность? Ты прешь неуправляемым самосвалом, Шепелева. Ты или идиотка, или действительно наивная девица и неопытная фифа, или…
— Считаете, я над Вами издеваюсь? Специально провоцирую?
Вот именно! Просто с языка сняла. Лучше и не скажешь. Ее вопросики, как следы огромного слона, забредшего в посудную лавку и расколотившего там хоботом, ушами и хвостом фарфоровый сервиз стоимостью в миллион отечественных бабок.
— О личном я никогда не буду говорить, — встаю со стула, осматриваюсь на площади, словно в первый раз сюда попал, прокручиваюсь вокруг себя и останавливаюсь взглядом на закрытой двери, за которой меня заждался августовский день и свобода, занимающая полый кластер в мозговых извилинах, натруженных сеансом не нужного психоанализа. — Тем более с тобой, как с той, которая забирается ко мне в мозги и нагло лезет в душу.
— У Вас есть друзья, Свят?
Скорее да, чем нет. Скорее много, чем недостаточное количество. Так было до возвращения домой после продолжительного плена. Сейчас, если честно, я не уверен в том, что кое-кто из тех, кого я до недавних пор считал другом, протянет руку и встречно мне ладонь пожмет.
— Я хотел бы прекратить этот мозговой штурм. Ты не возражаешь? — подхожу к ней и останавливаюсь строго за ее спиной. — Пожалуйста, Леся. Слышишь?
— Да.
— На сегодня хватит.
— Не отболело, да?
Что конкретно? Куда она ведет?
— Не знаю, — под нос бухчу. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
Поднимаю руки и обхватываю женские плечи. Леся вздрагивает, но ко мне не поворачивается лицом.
— Пожалуйста, уберите. Этого не надо. Помните о границах.
— Нет, — не торопясь, наклоняюсь, пока не упираюсь лбом в ее затылок. — У меня нет, наверное, друзей, Елена Александровна. Я бессовестно соврал. Теперь жалею. Растерял их, пока шатался по неспокойным землям.
— Я не буду Вашим другом, Святослав, — в знак подтверждения отрицательно мотает головой. — Я этого не хочу.
— Об этом не прошу, уважаемый доктор, — хмыкнув, заверяю. — Дружба с тобой мне не нужна.
— Отпустите меня, — плечами водит, локтями задевая мой живот, бока и ребра. — Это просто неприемлемо. Грубо, бестактно. Вы что, дикарь? В конце концов, я ведь на работе.
— Боишься, что кто-нибудь сюда войдет? — погружаюсь носом в парующую тонким ароматом светлую копну. — Вкусно пахнешь. Травки, травки, полевые дикие цветочки, луг, сосновый бор. Черт! Дай-ка угадаю. Тихо-тихо. Это, кажется, лавандовый венок?