Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— … время идет…
— А счастья в личной жизни нет? Часики тикают? Ты об этом, что ли? Это Лесино предназначение? Ты к этому стремишься? Дети, муж, полноценная семья? Одиночество затрахало и взрастило зеленую тоску? Колосится горе?
— Ты… — я вижу, как Леся ловит широко раскрытым ртом спешащую на чистый воздух вязкую слюну. — Не надо, — клацает зубами и мотает головой, — это очень грубо и жестоко. Я хочу уехать и не мешать тебе.
— Мешать мне? — сглатываю, кашляю, языком давлюсь. — Херня какая-то. Я не понимаю. Тем более что…
У нас с Юлой без шансов! По крайней мере, я слышу это заверение
— Я думаю, считаю, вижу, что ты пытаешься наладить отношения, поэтому старательно и аккуратно выстраиваешь мосты, ищешь взаимопонимания, пробуешь и медленно продвигаешься. Ты стараешься, заглядываешь ей в глаза, ты ловишь каждый ее вдох, следишь за настроением, угождаешь, ты…
Унижаюсь, подлащиваясь дефективным чуваком? Видимо, кому-то было недостаточно того, что я живу приблудой почти на птичьих правах на придомовой территории Юлькиного отца. Но тут другой вопрос забрезжил на горизонте, освещая туннельным светом ровную дорожку в жаркий ад:
«Когда Шепелева успела все это так подробно осознать? Она шпионила за нами? Или кто по доброте душевной, весьма неравнодушный к чужому горю, за чашкой чая вприкуску разболтал?».
— И произвожу, по-видимому, чересчур жалкое впечатление? Пру на рожон, с ноги вышибаю двери, разбиваю крепкие семьи, да только с Юлей такое не работает, ага? Вот я и бешусь, творю дичь, пугаю Лесю по ночам. Потом, правда, прошу прощения, заглаживаю вину, стараюсь сдерживаться и соответствовать. Тренирую выдержку и надрачиваю на счастливые воспоминания в душе, пока ты готовишь завтрак и приносишь кофе мне в постель. Ты хорошая, а я плохой. Я изменяю Лене Шепелевой с той, чью семью мечтаю развалить, не оставив камня на камне на прочном союзе с пидор.сом, который не может сделать малыша своей жене, отчаянно пытающейся что-то белому свету, а не только своему бывшему, доказать. В каком учебнике подробно рассмотрен сей дивный случай? Такого в твоей практике точно не было. Готов поставить деньги на то, что, сука, прав. Прав во всём. Только я не зло, Леся. Ты ошибаешься. Я хочу быть со своим сыном. Хочу, чтобы парень знал меня. Я заслужу это, если потребуется. Выполню все, что она скажет, но это не означает, что Мудрый стал подстилкой и тем, кем может чужая стерва ножным мизинцем управлять…
— Я не буду это комментировать. Ты на взводе, поэтому не контролируешь себя. То, что говоришь, это…
— Орет мое сексуально озабоченное подсознание, либидо голосит мартовским котом? Эдипов комплекс или иное сексуальное извращение проявляется во всей красе? У меня есть оправдание, Леся. Я пережил сексуальное насилие. Помнишь, как ты ночью выкатила заумную теорию о том, что меня, возможно, драли всей деревней, целенаправленно клепая петуха, военнопленную шаху для наслаждения? — язвлю, ссылаясь, по всей видимости, на классическую бурду, которая неожиданно посещает мозг. Таким нас, если я не ошибаюсь, знатно потчевали в общевойсковом командном училище на экскурсах в философские бредни, которые я вынужденно посещал в надежде на скорейшее дипломирование и долгожданное распределение в соответствующие полученным специализациям подразделения.
Не она ли только что упрекнула тем, что я бездушная скотина, которой все равно на институт супружеских отношений. И тут же почти желает счастья в личной жизни с той, которая «мудро»,
— Мы приехали сюда вместе, Леся. Я достаточно четко и громко говорю?
— Я не подчиняюсь приказам, Святослав, — она мне отвечает.
— Это не приказ, — заметно уменьшаю децибелы, снижаю их до тона вкрадчивого и понятного простому человеку, тем более расстроенной женщине, у которой дрожат губы и рассинхронно двигаются глаза. — Мы здесь пробудем полный срок, а потом вернемся в город. Там все обсудим, а до той поры…
— Не волнуйся, я большая девочка, самостоятельная, грамотная и коммуникабельная. Я найду дорогу домой. Вызову такси, например, — Шепелева поворачивается ко мне спиной, неспешно направляется к кровати, на которой уже разложены немногочисленные женские вещи, терпеливо ожидающие помещения в ее походный «чемодан».
— Мы уедем вместе, Лена, — занимаю место позади нее, трогаю подрагивающие женские локотки, бережно сжимаю, глажу кожу, рассматриваю узенькие плечи и застываю на бретельках ее светлого бюстгальтера, по-прежнему просвечивающего через неплотную майку. — Давай не будем решать такие задачи сгоряча. Я тебя прошу. Прекратим сейчас препирательства, остановимся, переведем дух, успокоимся, включим разум и…
— Это мой хлеб и мои слова, Свят. Не надо, — отстраняется и убирает руки.
Да, твою мать! Что я должен сказать, пообещать, в чем еще заверить Лесю?
— Спрашивай! — дышу в ее макушку.
— Что? О чем? — поворачивает голову и скашивает взгляд.
— О чем твоей душе угодно. Рассказать, какие были задания в последней кампании?
— Разве ты не связан обязательствами, касающимися государственной тайны?
— Ради такого разговора подпишу себе смертный приговор.
— Не стоит…
Теряюсь и торможу ответ, внезапно получая очень лаконичное сообщение на смартфон:
«Как долго, Мудрый, я буду ждать тебя? Кобылы сами собой не подкуются!» — это Алексей на территории уже с фонарями разыскивает меня.
— Пора идти работать, — отрываюсь от экрана. — Давай-ка со мной, — хочу быстро повернуть ее, но Леся, как в припадке, дергается, сильно вырывается и быстро закрывает двумя руками свое лицо.
— Уходи, пожалуйста. Я…
— Не уезжай, — почти скулю. — Лена, мне очень жаль…
— Ты в нее до сих пор влюблен, Свят. Неужели сам этого не понимаешь? Ты любишь Юлю. Это так очевидно, что… — икнув, громко всхлипывает и почти с ревом выдает, — Господи, я ведь завидую ей. Она очень, очень-очень, очень-очень-очень счастливая женщина. Она…
Швыряет меня, как непонравившегося щенка.
Обвиняет. Декларирует условия. Поносит и…
Как будто даже проклинает.
Говорит, что не простит. Ни за что и никогда.
Считает предателем и конченым козлом.
Я умер, погиб, сгинул, обрел покой в сырой могиле в каком-то необозначенном на карте поселении, а Леся завидует Юле, опознавшей, похоронившей тысячу раз отца своего ребенка. Поистине чудны, Господи, твои дела!
— Не надо, Леся. Слышишь? Не надо этого. Я для Красовой никто. Сложившееся положение вещей отрицательно по всем показателям для меня. Ни хрена не выйдет.