Chercher l'amour… Тебя ищу
Шрифт:
— Твои родители знали обо мне. Как ты понимаешь обязательства, Смирнова? Я готов был их предоставить. Тебе стоило об этом попросить.
— Попросить?
— Что в твоем понимании обязательства? Гарантии, деньги, положение? Что? Все знали о том, что мы были парой. Смирнова, я не потерял память. Не делай из меня еб.ана.
— Нет, не знали. Никто не знал, кроме Тони.
Ее младшей сестры?
— Юль…
Я не придал значения, но Сергей как-то вскользь сказал, что:
«Вы тайком встречались, парень. Что это было?
— Я сообщила маме, что мы расстались. Она уведомила папу.
— То есть… Ты…
Выставила меня мудилой, который в мирной жизни погулял и сдрыснул бабки зашибать, отстреливая тех, кто автоматом миру угрожал.
— Ошиблась? — пытаюсь подсказать.
— Пожалуйста-а-а-а, — впивается ногтями в тыльную часть моих ладоней. — Все закончилось. Я не хочу сейчас об этом говорить. Меня интересует только сын.
— Расскажи мне о нем, — делаю шаг, подталкиваю ее собой, продвигаю нас, слежу за обстановкой, замечая четкие маленькие следы на земле уже не в первый раз.
Он идет! Не останавливается. Мальчишка как будто напролом за счастьем прет. Идет вперед, не кружит, соблюдает направление и не меняет курс. Куда? Куда спешит малыш, которого уже несколько часов преследуют два взрослых человека?
— Если он упал, а вдруг ударился головкой, а если… — возится Юла. — Отпусти меня!
— С ним все хорошо. Смотри, — кивком указываю на то, что только вот заметил. — Тут он посидел, там кофточкой зацепился, там, видимо, попой приложился. Он не буксует, Юлька. Игорь…
— Живой? — подняв голову и сильно выгнув шею, заглядывается на меня.
В этом не было сомнений.
— … — не отвечаю, но движением ресниц все подтверждаю.
— Я сама пойду.
Убираю руки и позволяю ей идти вперед. Высоко поднятые волосы, уложенные в какой-то смешной, топорщащийся во все стороны пучок, сильно вытянутая, как у инопланетянки, шея, прикрытая короткими завитыми локонами, глубокая выемка, черный воротник-стойка ее спортивной куртки, кожаный рюкзак, узкая талия, упругий зад и тонкие длинные ножки — интеллигентная картина, которая стоит перед глазами даже тогда, когда я закрываю их, смачивая слизистую, чтобы от увиденного ненароком не сойти с ума.
— Юля?
— Что? — тут же откликается.
— С Красовым…
— О Косте не будем говорить, Святослав.
«Это еще почему?» — ускоряюсь, настигаю и снова заключаю ее в свои объятия.
— Ты любишь его? Сильно? Жить без него не можешь? Или тупо терпишь?
— Я сказала, что не хочу об этом говорить. Прояви уважение и…
— Любишь? Любишь? Любишь?
Ответь, твою мать, только на этот вопрос!
— За то время, что я живу с ним, Святослав, я поняла одну простую вещь. Любовь в паре — не главное!
Пиздец! Кто ж тебя так обработал, милая моя?
— Ложь! — вклиниваюсь и шиплю. — Как можно жить с человеком, который…
— Уважает меня?
— А ты ему что за это? Чем кроешь его подачку
— Я не собираюсь обсуждать с тобой свои отношения с мужем.
— Ты удовлетворена?
— Все сводишь только к плотскому. Представь, а ведь я совсем не удивлена. Удовлетворена, улыбчива, расслаблена, сыта? Я просто счастлива…
Была, по-видимому? Простое наблюдение. Сужу об этом, полагаясь исключительно на ее глаза.
— Счастлива тем, что он уважает тебя и не обижает?
— Смирись с этим, Мудрый. Мне этого вполне достаточно.
— За это ты ему предоставляешь свое тело, — сжимаю ее бока и ползу ладонями вверх.
— Убери! — рявкает, пытаясь сбросить мой захват, бьется птичкой в клетке, которую я запер на тысячу замков, предусмотрительно скинув один-единственный ключ.
— Расплачиваешься натурой, да?
— Пошел ты!
— Позволяешь все?
— Да, да и да! Доволен? Ты не ошибся, когда вдруг не пойми с каких херов стал вспоминать про то, в какой позе я предпочитаю любовью заниматься. Мне нравится, как это делает мой муж. Он сильный и настойчивый…
— И безответно в тебя влюблен?
Не только пидорок, а к тому же — шибанутый дурачок!
— Он берет меня несколько раз за ночь. Желаешь знать подробности?
Пожалуй, нет. Но все же:
— Сколько лет вы в браке, Юля?
— Много и мало! Все это время — непрекращающийся волшебный и прекрасный медовый месяц, — не задумываясь отвечает. — С Костей до такой степени хорошо, что я не замечаю дней. Мне не хватает, а в разлуке я за ним скучаю…
Ну да, ну да!
— Год, полтора? — ладонью отслеживаю сердечный ритм, который вторит всем моим словам. — Неужели два? Или немного больше? А деток нет? — смаргиваю, отгоняя морок, и отталкиваю от себя Юлу, направляя исключительно вперед, подальше от себя.
— Будут! — резко поворачивается, вскидывает подбородок и как будто угрожает. — Двое, трое, четверо — сколько Костя пожелает, столько…
— Все ясно, Юленька, можешь не продолжать. Так ты пидора и покупаешь — обещаешь наследников и жопу подставляешь. А он…
В ответ звучит пощечина! Резкая, стремительная и довольно звонкая. Ощутимая всей кожей и отслеживаемая моим больным сознанием. Одна, вторая, третья — еще, еще, еще. Затем вдруг женский крик и опять, задравшее до колик, звериное вытье:
— О моей семье говорить не будем никогда. Понял? Усек, козел? Смирись с тем, что я замужем и с наслаждением трахай свою образованную психологиню. Кстати, как специалист, она полное ничто. Ее заученные фразы и лживое участие — замыливание больных и ищущих поддержки глаз. Меня таким не взять. Я говорила тебе, чтобы духу ее не было рядом…
— Рядом со мной? — передергиваю, прекрасно понимая, о чем она свой гнев ведет.
— Приучишь девку по-собачьи стоять, а потом глаза закроешь и меня представишь. Какая разница, Святослав, если…