Chercher l'amour… Тебя ищу

Иголкина Леля

«Спокойной ночи, Смирнова» — закусываю нижнюю губу, еложу по мякоти и жую сорванную шкурку, хочу наесться собственным мясцом.

«Хи-хи! Я давно Красова, Святослав» — встает, с расхристанной рубахой, шлепая босыми ступнями по деревянному настилу, подходит ко мне. — «Больше не Смирнова! Ты что-то перепутал».

«Какая разница? Все равно ведь будешь Мудрая, Юла!» — скалюсь, подмигивая ей поочередно каждым глазом.

«Нет. Ты упустил свой шанс. Помнишь, как оттолкнул меня?» — шипит, просвистывая буквы.

«Я хочу тебя…» — начинаю говорить, но замолкаю после того, как она каргой

хрипит, плюется и скрипит зубами, стирая под корень, начисто эмаль.

«Обр-р-р-р-атно? Какая самоуверенность, Мудрый! Считаешь, что из-за Игоря на это есть права?» — хмыкает и щурит взгляд. — «Вот твой потолок» — кивает на притихшую Елену. — «Она красивая. Такая же идейная, да? Все на благо родины, все на благо человечества. Под звон монет и бряцание твоих брелоков. Медальки, ордена, пластиковые палки… Нацепил погоны — стал супермужиком. А как прижало там, снял тут же берцы, скинул форму, за сорок пять секунд напялил рясу, схиму, пришепетывая, провозгласил и пошел в массы идеи пацифизма даром нести. Смотреть противно, Мудрый. Что ты, например, здесь забыл? Будешь клячам ставить подковы? Прислуживать моему дядьке? В молотобойцы подался? Боже, какой фееричный финал. Ждешь повышения на этой службе? Здесь его в скором времени не будет, ибо нужно вкалывать, тяжело и монотонно, Мудрый Святослав».

«Привыкаешь, видимо, к фамилии. За свой неумный монолог трижды повторила, Юля. Значит…» — лениво улыбаюсь.

«Я просто поступила м-у-д-р-о, Святослав. Всего однажды! Тогда, когда дала согласие на брак, когда легла с Костей, когда отдалась мужчине, которому я важна, который думает так же, как и я, который слушает меня, а не читает Устав, цитируя выученные отговорки для уважительного отсутствия…» — наклонившись, прямо в ухо мне произносит. — «Например, в момент первого ультразвука, в день рождения крохотного сына, в момент его крестин, в день, когда он голову уверенно стал держать, когда, покряхтывая, на животик медленно перевернулся, когда сбросил на пол нелюбимую игрушку, когда… Когда твой сын назвал Костю папой и обнял, потому что начал наконец-то доверять!».

«Это неважно. Я подожду. Ты ведь знаешь, что хорошее дело таким словечком не назовут, Юла. Брак, брак, брак… Вы, женщины, мечтаете об этом, а когда получаете к обручальному кольцу в придачу временные неприятности, сразу скидываете балласт. Он будет сбитым летчиком через… Четыре, три, два… Раз! Ба-бах!» — отвечаю и распахиваю глаза. — «Мой сын будет носить мою фамилию. Повтори, стерва!».

«Помечтай, помечтай, помечтай…» — не то, что я хотел бы повторяет. Я буду чутким, терпеливым, если нужно… Нежным, но добьюсь того, на что нацелил уже заряженное гаубичное орудие.

«А на твои желания мне плевать. Вы, если мне не изменяет память, решили с пидором завести ребенка? Заводятся тараканы, Юля. Заводят бессловесную скотину, которую доят три раза в день. А детей… Детей рожают. По любви и обоюдному согласию, а не назло бывшему, от которого тебя до сих пор ведет».

«Солдафон с отбитыми мозгами. Я поняла. Господи!» — запускает руки себе в волосы, что-то там перебирает, расчесывает пальцами, и наконец-то с корнем вырывает густой и черный-черный клок.

«Что ты поняла? Что? Чего заткнулась? Юля!» — она, похоже

испарилась, а я как будто все сказал…

«Куда ты? Детка?» — откуда-то доносится громкий, но спокойный женский голос. — «Там живут люди. Туда нельзя. Лошадки там. Беги! Тихо-тихо, сынок. Сладкий, береги коленки и носик».

— Леся? — двигаю рукой, перебрасываю через себя, прощупываю место за своей спиной, встречаюсь с комфортной прохладой простыни, но живого человека за собой не нахожу. — Где ты?

Обиделась? Сбежала? От меня ушла?

«Доброе утро!» — все тот же голос за окном, похоже, к кому-то обращается.

«Здравствуйте. Это Ваш малыш?» — а мне уже не кажется и определенно это отвечает Шепелева.

«Да» — с ней кто-то продолжает диалог вести.

«Как тебя зовут?» — так и вижу, как Лена присаживается и тянет руки к ребенку, который, видимо, забрел случайно на нашу территорию, под порог.

«Иголь»…

«Охренеть. Твою мать!» — распахиваю глаза и упираюсь взглядом в стену, на которой развешены африканские маски, огромные веера из пальмовых ветвей и диковинные письмена на папирусных пожелтевших от старости, почти мумифицированных листах.

Это был не сон, не сумасшествие или помешательство, не галлюцинация, не мираж, не голограмма, не «каменная гостья» из поэмы классика. Юла вполне реальна, и она здесь. Не одна, а вместе с сыном. Видимо, приехала окончательно меня достать?

Мы договорились о встрече только через долгую неделю и бесконечные два дня, о которых я мечтал, как о стратегическом запасе, неприкосновенном и непоколебимом. Не могу вспомнить, откровенно говоря, чтобы сообщал ей о своих планах или посвящал в свой распорядок, но то, что Юля приехала сюда, по-видимому, со всей семьей, говорит мне лишь о том, что она задалась конкретной целью со свету изжить того, кто заявляет на мальчика законные права. Я не погиб там, значит здесь меня добьет Юла.

«Где я так сильно нагрешил?» — смешно до колик. Грехов, что кусачих блох на дворняге, а риторические вопросы:

«За что? В чем моя вина? И почему ты так?»

в ее присутствии лучше ни в каком контексте не упоминать.

Опускаю ноги на пол и резко принимаю вертикальное положение. Растираю заспанные глаза, прокручиваю прилипшую ко всем местам футболку, расчесываю растертую за ночь брючной резинкой кожу на животе, боках, спине.

«А сколько тебе лет?» — продолжает воркование Леся.

«Вот!» — наверное, сын прижимает пальцы и выставляет мелкий хронометраж под женский любопытный нос.

«Приятно познакомиться. Я Юля. Сладкий, не мешай тёте» — представляется Смирнова.

«Я Лена, но можно Леся. Все нормально, все хорошо. Очень подвижный парень».

«Да уж. Леся?» — еще раз спрашивает Юла.

«Угу» — подтверждает, а затем вдруг добавляет. — «Ты куда, детка?».

«Игорь, стоп! А ну-ка, быстренько вернись сюда» — повысив голос, вторит ей та, с которой именно сейчас я не хотел бы видеться и ничего конкретного насчет того, кто бузотёрит безнаказанно, обсуждать.

Подрываюсь с места, оглядываюсь по сторонам, сканирую окружение на запрещенные предметы. Но — сильно отлегло — ни черта противоправного как будто нет, а в комнате еще царит рассветный полумрак.