Черная Ганьча
Шрифт:
– Люблю лес, - сказал Михеев.
– Особенно в эту пору. А вы, Алексей Михайлович?
Голов тоже понимал и любил лес, его пьянящий медвяный воздух, прогретый нежарким солнцем, - дыши не надышишься. Медленно идешь, боясь потревожить лохматых пчел в сиреневом вереске или нечаянно наступить на красавца красноголовика. Сейчас он не примечал окружающего, в нем говорила обида, слова Михеева задели за живое.
– Как всякий нормальный человек, - ответил он на вопрос.
После обильных дождей дружно пошли грибы.
Михеев
– Какое чудо!
– Нагибался над боровиком, трогал пальцем коричневую шляпку.
– Сколько их! Природа дарит, а мы - мимо. Что же вы, Алексей Михайлович, не прикажете организовать сбор, насушить к зиме? Отличный приварок к солдатскому котлу.
– Еще успеется. Такого добра до первых заморозков...
– Он неприязненно посмотрел на тощий генеральский затылок и подумал, что восторгаться природой мог бы сегодня и без высокого начальства.
– Необыкновенно!
Лирика, хотел сказать Голов. Хорошо ему рассуждать. А влез бы в шкуру начальника погранотряда, полазил бы по красотище этой суток двое-трое, падая от усталости сам и людей доводя до изнеможения, вот тогда бы поглядеть, каков ты "на природе".
Михеев же не замечал или умело притворялся, что не видит угрюмости спутника, восторгался природой с присущей горожанину, редко покидающему дом, увлеченностью.
– Завидую вам, - обронил генерал и описал рукой полукруг.
Шли узкой тропой. Михеев руками раздвигал можжевельник. Голов позади приподнимал на уровень глаз то одну, то другую руку, защищая лицо. Вскоре тропа оборвалась у неширокой вырубки, видно давнишней, с потемневшими от времени, но еще крепкими пнями. Поляну окружали коренастые дубы с густой и широкой кроной - деревья одно в одно, как близнецы.
У Голова была своя, выверенная практикой "теория вероятностей", которая редко его подводила. Пользуясь ею, он безошибочно угадывал, когда и с какой стороны ему угрожает опасность, и принимал меры защиты, сообразуясь с обстановкой и собственными возможностями, редко полагаясь на других, так как, в общем, влиятельных друзей не имел.
Недавние разговоры за ухой оставались за гранью сознания, просеиваясь через него, будто сквозь сито, они воспринимались как преамбула к большой и важной беседе, ради которой Михеев предпринял неблизкий вояж из округа на заставу, а сейчас - и эту прогулку в Дубовую рощу.
Голов перебирал жизненные и служебные ситуации последних дней, чтобы определить, какая из них послужила причиной внезапного приезда Михеева и сегодня повлечет неприятную беседу. О том, что именно такой будет беседа, подсказывало чутье.
Человек самолюбивый, ревнительно оберегавший авторитет собственного служебного положения, он часто не замечал своих ошибок и промахов. На это уже не однажды ему намекал Быков.
"Я работаю, - отвечал он.
– И того
Работал он много, не считаясь со временем. И философию свою, как и "теорию вероятностей", пересматривать не был намерен.
Вслед за Михеевым он свернул налево, к Кабаньим тропам.
Михеев теперь не задерживался возле грибов, шел вперед, слегка наклонив голову, будто вслушиваясь в размеренные, с небольшими перерывами звуки - в осиннике стучал дятел. День так и не разгулялся, но было тепло и парило. Михеев расстегнул тужурку.
– Вы часто бываете на шестнадцатой, - не оборачиваясь, заметил генерал.
– Приходится. Застава дальняя... И все такое... Лес кругом.
– Голов подумал, что Суров нажаловался.
– Туманно.
– Михеев остановился, обождал Голова.
– Я заглядывал в погранкнигу. Пространно пишете, часто повторяетесь. Лучше бы реже.
– Не люблю оставлять подчиненных без догляда, товарищ генерал.
Генерал достал из кармана массивные золотые часы, взглянул, спрятал.
– Все мы чего-то не любим в других, взыскиваем, учим.
– Он строго взглянул в лицо Голову: - А вы и в себе не любите того, чего не терпите в подчиненных, а?
– Чужое со стороны виднее, - быстро нашелся Голов.
– А как себя сбоку узреть? Задачка, товарищ генерал. Даже вы не можете.
– Не обо мне речь.
Михеев пошел дальше.
Уже ему в спину Голов сказал:
– Со стороны себя не увидишь, невозможно. А что к Сурову частенько наведываюсь - надо. Я, товарищ генерал, привык все, так сказать, выводить на чистую воду.
– И спросил: - Вам Суров докладывал об автопроисшествии?
– Докладывал. Почему вы спросили?
– Михеев остановился.
– Разве Суров мог или пробовал скрыть происшествие?
– Скрыть - нет, а вот выгородить преступника - да.
– Так уж и преступник. О чем вы говорите, Голов!
– Потенциальный преступник, товарищ генерал, уверяю вас.
– Посмотрим.
– Я предупреждал: под суд отдам. Вы уже разбили одну машину. А сейчас ЧП, вторая автоавария! Так что, прикажете простить?
– Поглядим, - сказал генерал, продолжая путь.
Они шагали по узкой тропе вдоль проволочного забора. Тропу накануне обкашивали, и она выглядела непривычно домашней. Впрочем, за состояние границы Голов не беспокоился, граница на шестнадцатой находилась в полном порядке, как положено, а уж что до контрольной - земля как пух.
Голов наконец понял, что Михеев приехал не для назиданий и накачек, как казалось, но додуматься до истинных его намерений все же не мог. После ухи мучила жажда - хоть из болота пей бурую, как чай воду. Если б не присутствие Михеева, принялся б собирать бруснику, которая краснела на каждом шагу.