Черная Ганьча
Шрифт:
С заставы слышалась музыка, видно, в ленинской комнате раскрыли окна и вынесли усилитель на подоконник. Нашли время, подумал Голов. Но тут же и урезонил себя: молодежь. К тому же выходной день, когда и повеселиться, как не сегодня!
Михеев шел медленно, глядя по сторонам. Под ногами пружинил податливый влажный грунт, чавкало, иногда брызгала черная жижа, скопившаяся после дождей в скрытых под травой неровностях почвы. Голов подумал, что дорога генералу не по нутру. "Это тебе не по асфальту на "Волге". И тут же устыдился этой мыслишки - паскудной
На развилке троп Михеев спросил:
– Вербицкий здесь прошел?
Это была фамилия нарушителя границы, которого недавно задержал Колосков.
– Здесь.
– Направление выбрал правильное: от КСП все время лощиной до самой насыпи. Грамотный.
Голову показалось, что теперь он понимает причину неожиданного визита Михеева: обстановка настолько волнует генерала, что лично захотел удостовериться, как организована охрана границы на угрожаемом направлении. Голов подробно принялся объяснять, что предпринято. Решение было грамотным.
– Целесообразно, - сказал Михеев. В его устах это звучало похвалой.
Они прошли по маршруту нарушителя до самых копен у шоссе.
– Кончается лето, - сказал Михеев.
– К сожалению.
– Голов вытер взмокшую шею.
– А я зиму люблю. Осень на меня грусть наводит. А зиму я уважаю. Хорошая пора. Вы, насколько мне помнится, не служили в Туркмении?
– Не пришлось.
– А я там без малого два десятка провел. Без зимы, без снега. Соскучился. Наверное, потому и нравится зимняя пора.
Михеев еще говорил что-то такое, не имеющее отношения к службе, к предстоящему инспекторскому смотру, к границе вообще. И уходить не торопился. Шоссе было рядом, и по нему беспрерывно бежали машины. Наверное, у проезжих вызывали любопытство высокий худой генерал и плотный приземистый подполковник, бесцельно стоящие на лесной опушке.
– Скажите, Алексей Михайлович, след Вербицкого Шерстнев обнаружил?
– Шерстнев чуть не прошляпил. Хорошо, старшина вернул. Разгильдяй и потенциальный преступник.
Михеев промолчал, а когда снова заговорил, Голов понял, что рассуждения о зиме и иных пустяках не заслоняли главного, что мозг Михеева работает в одном, главном, направлении, не сбиваясь на второстепенное.
– Сурова мы утвердили кандидатом для поступления в военную академию, сказал Михеев, опять вынув часы из брючного кармашка.
– Вы ему дайте отпуск, ну, скажем, на юг. Пускай отдохнет и заодно свои семейные дела устраивает.
Голов хотел сказать, что отпуск не ко времени: во-первых, неизвестно, какие результаты покажет застава на осеннем инспекторском смотре, во-вторых, обстановка, в-третьих, нет заместителя, а тут и без старшины останется выдохся старшина, отслужил свое. Но генерал еще не окончил, перебирал в руках цепочку часов.
– Шестнадцатую инспектировать не будем.
Голов удивленно посмотрел на Михеева - не шутит ли? Как так Сурова не проверять? Лучшая застава. И он ее лично готовил к смотру, столько трудов вложил!
– Что его проверять!
– Не думал, товарищ генерал.
– Вы считаете это неправильным?
– Нет, почему...
– Значит, зачтем.
Голов нервно пощипал свои рыжие усики. В его расчеты не входило показывать другую заставу, хотя в общем-то на всех, кроме девятнадцатой, состояние службы, боевой подготовки и дисциплины было почти одинаковым.
– Вместо шестнадцатой проверим девятнадцатую. Знаю, что вам не хочется.
– Михеев покосился на Голова и улыбнулся: - Кому охота выставлять напоказ свои грехи, верно, Алексей Михайлович?
– Застава как застава. С дисциплиной на ней похуже, а так - нормальное подразделение. Четыре задержания в этом году.
– Что касается обстановки, она, доложу я вам, может висеть и месяц, и три. Никому пока не известно, когда вздумается напарнику Вербицкого идти за границу. Возможно сегодня. Или через полгода. Сурова отпускайте. Найдите ему хорошую замену на месяц.
– Заместителя давно нет.
– С сего дня есть. И вот он, сдается мне, едет.
По асфальту катила черная "Волга", рядом с шофером сидел адъютант.
– Понравилась застава?
– спросил Михеев, когда машина остановилась и адъютант, открыв дверцу, выскочил.
– Вы меня, товарищ генерал?
– Адъютант козырнул.
– Вас.
– Так точно. На уровне.
Михеев подмигнул Голову:
– Видали - "на уровне"!
Адъютант смутился:
– Я в том смысле, товарищ генерал...
– В любом смысле пограничнику надо служить на границе. Рано с округа начинать.
Обратную дорогу молчали. Голов пробовал привести к общему знаменателю свои впечатления от встречи с Михеевым, определить, с какой все-таки целью тот приехал сюда. Показать адъютанту новое место службы? Только и забот у генерала. Лично проверить организацию службы на участке? Может быть. Но и это весьма сомнительно. Какие у него могут быть основания не доверять Голову? Что же тогда? Отдых? Близ округа есть места не хуже этих. По всему выходило - темнит Михеев. И не случайно не хочет проверять Сурова.
Для Голова Суров был не просто одним из многих начальников подчиненных ему застав: лучше всех стреляют у Сурова, бдительнее всех несут службу у Сурова, лучшая охота - тоже у Сурова, и уху нигде так вкусно, как у Сурова, не готовят.
И при всем этом Голов часто бывал несправедлив к капитану, излишне придирчив и, если положить руку на сердце, просто его недолюбливал безотчетно и беспричинно.
Михеев в отличие от Голова питал к Сурову искренние симпатии, потому что капитан в буквальном смысле этого слова рос у него на глазах и под его началом, как и покойный отец его. Иногда Михеев ловил себя на том, что его отношение к Сурову выходит за рамки служебного, нечто похожее на незримое покровительство вытесняло официальное, шло вразрез с общепринятым. Вот, например, и сейчас, наперекор Голову, он твердо решил: Суров поедет учиться.