Черные ножи 4
Шрифт:
— Отставить! — как сквозь толщу воды услышал я оклик на немецком, и избиение тут же прекратилось. — Сполосните ему лицо и приведите в мой кабинет!
Фон Рейсс? Кто же еще!
Меня тут же дернули под руки вверх и куда-то потащили. Я все еще мало что соображал, казалось, я вижу сон, все двигалось вокруг рывками. Чертова слабость! Нет ничего хуже, чем потерять способность ходить и видеть.
Меня грубо бросили на землю и тут же окатили из ведра ледяной водой. Мир вокруг вновь обрел краски и звуки. Несмотря на варварское средство, это помогло,
Удивительно, но после всего головная боль практически полностью исчезла. Видно, организм задействовал крайние резервы, постаравшись привести меня в относительный порядок. Очень вовремя! Во время предстоящего допроса я должен соображать, а не валяться сломанной куклой.
Притащили меня в тот самый домик с желтыми стенами, про который Зотов с утра сказал, что это местный политотдел. Вода стекала с меня на серое ковровое покрытие, оставляя заметные глазу темные пятна.
Мы попали в мини-приемную, из которой вело еще две двери. Секретарши на месте не оказалось, видно, час был поздний, и она уже отправилась домой, но второй рапортфюрер меня ожидал.
Деревянная мебель, стулья, оббитые кожей, стол, покрытый темным сукном.
— Проходите, господин Шведофф, — по-русски, практически безо всякого акцента предложил Рейсс, дружелюбно улыбаясь. — Зачем же вы так неаккуратно поступили? Не подчиниться команде охраны равноценно смерти. Вам очень повезло, что вы остались живы.
Он неодобрительно поглядывал на мой неопрятный, грязный вид, избитое лицо, заляпанную кровью полосатую робу.
— Господин рапортфюрер, — я предпочел ответить на немецком, — нас забыли покормить днем, и у меня дико болела голова, поэтому я совершенно ничего не соображал. Прошу простить мою оплошность, более такое не повторится!..
— Хм… ваш немецкий превосходен! — похвалил меня Рейсс и кивнул на стул. — Присаживайтесь. Говорите, вас не покормили?
«Будто, сам этого не знаешь, сволочь», — мелькнула мысль, но вслух я лишь сказал:
— Понимаю, было не до нас. У больших людей большие дела.
Алекс чуть поморщился. И это его непроизвольное движение многое мне прояснило. Хм, а не все-то у тебя тут гладко, как ты хочешь представить… не дают разгуляться таланту? Густав Зорге тянет, образно выражаясь, одеяло на себя? Очень любопытно.
— Поешьте, Шведофф, — рапортфюрер достал из ящика стола тарелку, на которой лежал полукруглый отрез колбасы, кусок сыра, несколько ломтей хлеба. — От головной боли могу предложить аспирин. Мне потребуется от вас полное внимание.
— Благодарю, боль уже улеглась. — Я смотрел на угощение и думал, как поступить. Гордо отказаться — разговора не получится, просто отведут обратно в барак или вновь начнут избивать. Зотов приказал мне внедриться… значит, придется подстраиваться, хоть это и тошно. — А вот от угощения
Рапортфюрер благосклонно кивнул и придвинул тарелку ближе ко мне. Я постарался не набрасываться на еду, но живот так крутило от голода, что руки самопроизвольно ломали колбасу, а челюсти работали без остановки.
Ух, вкусно! Чесночная колбаса, нежный сыр и свежий хлеб. Желудок пел от счастья!
Чувствовал ли я угрызения совести от того, что я тут жру и не могу остановиться, а мои товарищи по бараку оголодали до такой степени, что ребра уже скоро начнут пробивать изнутри нательные рубахи? Да, я бы отдал последний кусок любому из них… но сейчас я на задании и вынужден вести себя сообразно роли. Если начну кобениться, то провалю дело.
С каждым проглоченным куском, я словно пробуждался от долгого сна. Голова совсем прочистилась, и мысли забегали быстрее, тело уже почти не ныло после побоев. Я был еще слаб, но уже чувствовал себя бодрее, чем этим утром. Пища! Мне попросту нужно было полноценное питание, иначе организм не справлялся с нагрузками, так я и думал. И сейчас я постепенно приходил в себя.
Рейсс одобрительно наблюдал за моим ужином, а потом подошел к шкафу, достал из него графин и пару высоких стопок, и самолично разлил напиток.
— Это грушевый шнапс, — пояснил он, — чуть сладковатый, но весьма насыщенный и ароматный. Напоминает мне о лете, далеких виноградниках и цветущих садах Пфальца. Попробуйте, Шведофф!
Отказаться я не мог и опрокинул в себя шнапс. Пищевод обдало обжигающей волной — градусов сорок — сорок пять, не меньше. В голову тут же ударило — давно я не пил спиртного, но так же быстро эффект прошел.
Рапортфюрер выпил тоже, но по его лицу никаких изменений я не увидел. Как капля слону. Он открыл дело, лежавшее на столе и начал пролистывать документы.
— Стрелок-радист, ранен, попал в плен… ничего особенного. Про знание немецкого языка ни слова. Вы скрывали это, Шведофф?
— Никак нет, просто никто не спрашивал, я и не сообщал, — достаточно искренне ответил я.
— Допустим, — продолжил читать Рейсс. — Нареканий не имеешь, в подрывной деятельности замечен не был, от работ не отлыниваешь. Да ты идеальный заключенный, Шведофф?
— Делал, что говорили, — помрачнел я, — не хочу туда, где черный дым.
— В крематорий? — понимающе хмыкнул немец. — Да, я бы не советовал тебе посещать это место. Это экскурсия в один конец, — и тут же резко спросил: — Коммунист?
— Никак нет!
— Причина?
— Не звали меня, — честно ответил я.
— Комсомолец?
— Состою в организации с сорок первого года, иначе не получил бы работу. А жить на что-то было надо…
Рапортфюреру понравилась моя откровенность. Он даже улыбнулся одобряюще и налил еще по стопке шнапса. Это хорошо, в алкоголе много калорий, а опьянения я уже не испытывал, организм впитал все, словно губка.
Поэтому я выпил залпом, и выпил бы еще, но рапортфюрер убрал графин в сторону.