Черные ножи 4
Шрифт:
А потом в один миг голос его изменился: дружелюбный тон пропал, превратившись в грозный, пугающий крик.
— Встать смирно!
Я подскочил и вытянулся, надеясь, что гроза обойдет меня стороной.
— Что происходит в лагере? К тебе кто-то обращался с предложениями о диверсиях?
— Никак нет, господин офицер. Со мной никто не говорил, и я ничего такого не знаю!
В его руке появилась металлическая дубинка, обшитая кожей, и в ту же секунду мое лицо обожгла резкая боль, а по щеке потекла кровь.
— Не сметь врать,
Второй удар был жестче первого, за ним последовал и третий. Я рухнул на пол и увидел, что весь ковролин покрыт крупными пятнами от засохшей старой крови.
Резкий рывок вперед, подбить под ноги, навалиться сверху — и конец Рейссу, мои навыки борьбы превышали его бойцовские способности, он бы даже на помощь позвать не успел. Но… надо терпеть, ради высшей цели. Казаться внешне беспомощным, слабым. Таким я и был до сих пор, пока не поел вдосталь и не дал своему организму достаточно энергии.
Я сжался в позу эмбриона и прохрипел, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более жалко:
— Я обычный танкист! Попал в плен, но лучше бы меня убили…
С улицы на шум в дом вбежали два солдата, морды у них были красные и злые, глаза — чуть навыкате, сущие орангутанги.
— Вон! — заорал на них Рейсс. — Ждать, пока не позову!
Солдаты испарились, словно их и не было, а рапортфюрер внезапно успокоился и убрал нагайку.
— Встань, Шведофф, — в его голосе чувствовалась вселенская усталость. — Возьми платок, вытри кровь…
Я с трудом поднялся на ноги и взял батистовый платочек с инициалами A. R. со стола. Надо же, свой именной платок не пожалел для обычного военнопленного, не представляющего особого интереса? Нет, что-то он замышляет… понять бы, что именно?..
Следующий час-полтора Рейсс проверял мою биографию и задавал самые разные вопросы, то пытаясь подловить на нестыковках, то вроде бы полностью доверяя моим показаниям, меняя поочередно метод «кнута и пряника». Потом он переключился на мои взгляды и пристрастия, стараясь залезть в буквальном смысле под кожу и выведать то, что я не рассказал бы никому на свете.
Я отбивался, как мог, стараясь соответствовать выбранной роли. Получалось или нет, бог знает. Рейсс был опытным дознавателем и провел не один десяток подобных допросов, поэтому прекрасно знал все ходы и уловки подопечных. К счастью, экстренные меры ко мне он пока не применял, ни пыток, ни увечий. Легкие побои вначале — не в счет. По большому счету, идиллия, курорт.
Наконец, он откинулся на спинку стула и заявил:
— Верю, ты хороший солдат, честный, преданный. Выполнял свой долг, но однажды тебе просто не повезло.
— Судьба такая…
— Верно, — воодушевился Рейсс, поднимаясь на ноги, — фатум, рок, судьба! Наш путь предрешен от рождения и до смерти, и изменить его мы не в силах. Твоя дорога привела тебя ко мне, и я решу твою участь прямо сейчас!
Вот оно, началось! Теперь либо пан, либо пропал.
—
Несмотря на серьезность ситуации, меня едва не пробрал смех. Знал бы ты, сучоныш, что случится с твоей «непобедимой империей» через год, когда советские танки перемолют своими траками кости защитников Рейхстага, а красный флаг будет гордо реять над Рейхстагом. И хваленый Гитлер убьет себя в бункере, а наследие его будет уничтожено и идеи на долгие годы забыты. Пока в один «прекрасный» день их не решат возродить, накачивая врагов России новой порцией ненависти…
— Я согласен! — особой радости я не выражал, стараясь отыгрывать адекватно. — Еда, чистая одежда, отсутствие тяжелых работ. Бабы…
— Будут тебе бабы, Шведофф, да еще какие, сам выберешь! У нас лучший бордель в округе, девок из Равенсбрюка лично отбирает фрау Бербок. И еда будет, и одежда. Я распоряжусь. Но если хоть раз усомнюсь в твоей преданности… ты сильно пожалешь об этом, и смерть твоя будет очень страшной…
Рапортфюрер обошел стол и подошел ко мне вплотную. От него пахло хорошим парфюмом и крепким табаком.
— Что случилось прошлой ночью? — внезапно спросил Рейсс, нависая надо мной.
— Ничего не знаю, я спал, устал очень.
— В каких отношениях ты был с капо Осиповым?
— Сволочь этот Осипов, — искренне ответил я, — не человек, а животное. Избивает всех без разбора, виноват человек или нет, ему плевать!
— Прошлой ночью он погиб. Бросился на ограждение под током.
Я ухмыльнулся, не скрывая своей радости.
— Совесть замучила ублюдка? Так ему и надо!
Рапортфюрер пристально смотрел на меня, пытаясь считать каждую эмоцию, но я выдавал лишь искреннюю радость и не более.
— С завтрашнего дня его должность и задачи перенимаешь ты, Шведофф! Таково мое решение. Жить будешь в особой зоне на освободившемся месте, — решил фон Рейсс. — Начнешь обучение… а дальше… видно будет, посмотрим, как себя проявишь.
Вот, значит, как… теперь я — капо. Смогу ли сыграть эту роль так, чтобы мне поверили? Ведь меня явно будут проверять, и много раз. Заставлять делать то, что сделать я попросту не сумею. И когда откажусь — конец? Но Зотов отдал четкий приказ — внедриться любыми методами. Дьявол… как же тоскливо на душе…
Вскакивать на ноги я не стал, ограничился лишь короткой фразой:
— Буду стараться, господин офицер. Я хочу жить, и сделаю все, чтобы это мое желание осуществилось.
— Свободен, тебя отведут к бараку. Собери личные вещи, и через четверть часа тебя проводят до твоего нового жилища. Одежду и прочее получишь утром. И запомни, Шведофф, одна ошибка — и ты мертвец!
Как же мне все это дико не нравилось. Я бы предпочел остаться там, где был, и умереть, если нужно, рядом с остальными пленными. А приходилось вновь играть в театре роль, которую я не выбирал.