Черные ножи 4
Шрифт:
Не должно быть им прощения! Ни сейчас, ни в будущем. Никогда.
Сделав три глубоких вдоха, я чуть пришел в себя. Надо собраться с силами. Ведь, если так пойдет и дальше, я тут и дня не протяну. Прибью одного из этих ублюдков, может, парочку… но на этом все и закончится. Либо охранники на вышках, либо сами же капо, бесцельно бродящие по территории в ожидании возвращения заключенных с работ, либо эсэсовцы убьют меня на месте. Задание генерала будет провалено, а микропленка обнаружена. Надо вернуть ее Зотову, тогда руки у меня снова окажутся развязаны.
К нам неспешной
— Эй, капо, чего стоим без дела? — спросил шарфюрер, недобро прищурившись. — Взяли этого и за мной!
У него изо рта неприятно пахло луком, переваренным мясом и кислым пивом.
— Помогай, Шведофф, — прошептал Виндек.
Мы перехватили избитого бедолагу у солдат, с радостью избавившихся от такой ноши, и буквально на руках понесли его следом за шарфюрером, к которому уже присоединились еще три унтера. Пленник был почти без сознания. Едва передвигая ноги, он пытался идти собственными силами, но у него ничего не получалось. Приходилось тащить.
Я прекрасно слышал разговор немцев, но не совсем понимал, о чем идет речь.
— Не маловато ли одного, Карстен? Сдохнет же быстро! Надо было брать хотя бы пятерых.
— А мы усложним задание, Ханнес. Завяжем тебе глаза! Справишься?
Унтершарфюрер с тоненькими усиками над верхней губой, несуразно высокий и слегка нелепый, похожий на молодого щенка, весело рассмеялся.
— Готов поставить на кон ящик шнапса! Я выбью минимум восемь из десяти!
— Принимается!..
Я только сейчас сообразил, что мы подошли к зданию крематория, но остановились у другого входа — не того, где вчера вечером выгружали заключенных из автобуса, а у небольшой двери с дальнего торца.
Виндек быстро открыл ее, и мы вошли внутрь, оказавшись в коридоре, тянувшемся через все здание. Но Виндека интересовала первая дверь слева, за которой находилась вытянутая комната длиной десять-пятнадцать метров. Кирпичные стены, низкие потолки, ни единого оконца и лишь небольшая лампочка под потолком, едва освещавшая помещение.
Запах в помещении стоял тяжелый, затхлый. Я почуял старую кровь.
В дальнем конце комнаты я увидел нечто вроде боковины от большой деревянной катушки для проводов — подобные используют на стройках и при протягивании промышленного кабеля, державшейся на крепких крестовинах, установленных по бокам.
Не мешкая, Виндек сделал знак тащить пленника туда, к самой катушке. Офицеры и солдаты остались в самом начале комнаты, ожидая, пока мы справимся с делом.
К катушке крепились ремни для жесткой фиксации рук и ног, и были яркой краской нарисованы расходящиеся круги, от малого в центре к большему по максимальному диаметру катушки.
И только сейчас я все понял.
Да мы же оказались в натуральном тире, где в качестве целей используют живых людей, а катушка — это своего рода мишень. Если пристегнуть к ней жертву, та уже не сможет дергаться, и будет покорно висеть, пока господа офицеры
— Давай, Шведофф, шевелись, свинья! — потарапливал меня Виндек. — Иначе тебя самого запросто пристегнут в круг! Не искушай судьбу, русский…
Но мои ноги словно приросли к полу, я не мог сделать даже шаг, и тогда Виндек сам поволок пленного к катушке, а там ловко пристегнул его ремнями, и тот буквально повис на них, хотя всеми силами пытался стоять на своих ногах.
— Сюда, Шведофф, не спать!
Я все же пересилил себя и подошел ближе, стараясь не смотреть в лицо человеку, ставшему живой мишенью. Деревянный пол был весь в темных пятнах, а кирпичная стена за катушкой испещрена выбоинами от пуль.
— Проверь еще раз ремни, — приказал Виндек и вернулся к немцам. Те весело переговаривались между собой, подготавливая оружие.
Я поднял глаза на пленника. Он был худой и изможденный, как и все здесь, с синими от холода губами, многочисленными кровоподтеками по всему телу, проглядывавшему в прорванной одежде. Лет тридцать на вид. Обычное, ничем не запоминающееся лицо. Стриженный, как и прочие, коротко, но волосы уже слегка отросли.
Он поймал мой взгляд, и я не увидел страха, лишь усталость и вселенскую тоску. И ожидание.
— Пожалуйста, передайте моей матери, что я честно дрался и умер, как подобает, — зашептал он внезапно разбитыми губами. — Это важно для пенсии. Иначе не дадут ей… Деревня Волгино, Костромская область. Синий дом в конце главной улицы. Сидоркина Марфа Ерофеевна. А я — ее сын Федор. Если вы человек, отправьте ей весть!..
— Я все сделаю, — поклялся я, — ваша матушка не будет мучиться неведением…
— Благодарю, — глаза у него начали закатываться, сейчас потеряет сознание.
Но через минуту очнется от боли, когда в него попадет первая пуля.
Я не думал, просто коротко ударил его в кадык, вбивая внутрь. Федор удивленно открыл глаза и захрипел, умирая. Я прикрывал эту сцену своей спиной от немцев, и отошел только когда тело Федора перестало подрагивать.
Лучше так, чем от рук фашистов. Лучше так.
— Чего копаешься? Живо сюда! — крикнул мне Виндек, стоявший за спинами офицеров, уже готовых к стрельбе.
Никто из них не понял, что я только что убил пленника собственными руками.
— Господин капо! Кажется, он потерял сознание! — отрапортовал я, подбежав к остальным, и с трудом сохраняя естественное выражение на лице.
— Не страшно, — ответил вместо Вендека шарфюрер, — главное, тело хорошо зафиксировано. Ну что, Ханнес, еще не передумал?
Тот возмущенно отмахнулся и достал «Вальтер» из кобуры.
— Завязывайте мне глаза! — приказал он. — Я покажу, что нагрудный знак «За отличную стрельбу» кому попало не вручают!
— Ну-ну, — улыбнулся Карстен, — поглядим.
Я знал, что Федор уже мертв, а его тело стыд неймет. И все же смотреть на «стрельбы» было тяжело.
— Огонь!
Первый выстрел прошел мимо, пуля пролетела чуть выше и ударила в кирпичную кладку стены.