Черные ножи 4
Шрифт:
— Всем стоять! Иначе зарежу! — прохрипел я, отступая спиной к стене. Благо, позади меня никого не оказалось, и я сумел удачно совершить этот маневр.
Все вокруг замерли. Глядя на мою разъяренную, полубезумную физиономию, никто бы не усомнился, что я выполню свою угрозу. Гиммлер был ростом чуть выше моего плеча, и держать его было удобно. Он не вырывался и не пытался освободиться. Кажется, он впал в некую прострацию.
Резко запахло дерьмом. Да ты обгадился, сволочь!
На меня со всех сторон уже направили оружие,
Мелькнула мысль, что даже если Гиммлер и выживет каким-то чудом, никого из свидетелей своего позора он не простит.
— Не стрелять… — просипел в моих жарких объятиях рейхсфюрер, уже слегка пришедший в себя. — Приказываю никому не стрелять!
— Пусть опустят оружие, — прошептал я ему в самое ухо.
— Опустите оружие!
Его словам повиновались. Я видел, что дольше всех колебался фон Рейсс, который решил, что ему уже нечего терять, и что карьерный взлет оборвался на старте, но, подумав мгновение, он тоже сунул Вальтер в кобуру.
Эх, мне бы пистолет, чувствовал бы себя уверенней, или хотя бы мой привычный нож, который был сейчас у Насти. Ничего, и так справлюсь!
— Мы выходим! — громко сообщил я.
Двигаться было неудобно, приходилось контролировать тело Гиммлера и постоянно следить, чтобы в случае внезапной атаки со стороны я успел бы прикончить рейхсфюрера. Поэтому шли мы медленно, мелкими шажками, вдоль стены.
Никто не напал, побоялись.
На улице эсэсовцы уже стояли широким полукругом, направив на нас автоматы и винтовки.
Мы спустились вниз по широким каменным ступеням, потом сместились влево от крыльца. Я держал Гиммлера перед собой, как щит, и уперся спиной в стену комендатуры, стараясь восстановить дыхание.
— Вы же понимаете, что не уйдете отсюда живым? — голос Гиммлера звучал глухо, ему было тяжело дышать, слишком уж сильно я сдавливал его шею.
— А кто сказал, что я хочу жить? — я быстро осматривал местность, прикидывая свои дальнейшие шаги.
— Чего же вы хотите?
Смотри-ка, вежливо заговорил, на «вы», не то, что десять минут назад, когда смотрел на меня, как на неодушевленный предмет.
— Хочу, чтобы все вы сдохли, — честно ответил я, — но до всех мне не добраться, поэтому прикончу хотя бы одного…
— Мы можем договориться! — заторопился рейхфюрер. — Вы прекрасно владеете немецким, я этого не знал. Готов предложить вам лучшие условия, если согласитесь сотрудничать лично со мной. Все, что пожелаете!
— Все, что пожелаю? — заинтересовался я.
— Без ограничений! — горячо заверил Гиммлер. — Кроме, разве что, полной свободы действий. Доверьтесь мне, и не пожалеете! Даю слово!
— Довериться
Я чуть отпустил его шею, чтобы он мог громче передать мой приказ.
Гиммлер повиновался, солдаты отступили, давая возможность пройти, но я не забывал и о тех, кто оставался в здании комендатуры. Выстрелят через окно мне в спину, и пиши пропало.
— Если кто-то хотя бы дернется, бью сразу насмерть! — предупредил я.
Рейхсфюрер поверил в угрозу и завопил, срываясь на фальцет:
— Не стрелять! Приказываю, не стрелять!
Мы осторожно двинулись вперед в сторону лагерных ворот. Почему туда? А куда же еще.
Расстояние, которое обычным шагом можно было пройти за пару минут, мы преодолевали почти десять. Но добрались без приключений.
— Открыть ворота! — приказал я.
Гиммлер громко повторил мои слова, и его услышали.
Ненавистные створки с надписью «Arbeit macht frei!» послушно распахнулись, и через минуты мы оказались на территории Заксенхаузена.
Ворота за нашими спинами вновь сошлись вместе, перекрывая путь к отступлению.
Но это было уже неважно.
Глава 22
Я тянул Гиммлера за шею, а он упирался, потому что уже догадался, куда именно я его тащу. Прямиком к молчаливым застывшим тысячным шеренгам изможденных, потерявших всякую надежду людей, смотревшим на нас… сначала с недоумением, а потом с разгорающимся в глазах яростным азартом.
Остановившись в самом центре аппельплаца, я заорал во всю глотку:
— Смотрите, братцы, какова гуся поймал! Ж-и-и-и-рного!
Ворота за моей спиной вновь открылись, и на территорию завалилась вся честная компания: и служба безопасности рейхсфюрера — SD, и высокие чины, его сопровождающие, и местное начальство, и солдаты, и кого тут только не было.
Но я схватил того единственного, чья жизнь была неприкосновенна, поэтому до сих пор никто не пытался напасть, не кинулся мне в ноги по дороге, стараясь сбить наземь, не выстрелил в спину или голову. Повезло, что на вышках сидели не снайперы, а обычные эсэсовцы за пулеметами, и они точно так же охреневали от происходящего, как и все вокруг.
Рейхсфюрер СС, к слову, был обычного телосложения и полнотой не отличался, но мой юмор оценили.
— Да это же… — неверяще выкрикнул кто-то из заключенных, — сам Гиммлер!
И по построению понеслось эхом:
— Гиммлер… Гиммлер… Гиммлер…
Капо и солдаты тут же принялись лупить палками и дубинками направо и налево, пытаясь восстановить порядок, но было поздно. Позор рейхсфюрера СС стал достоянием всего Заксенхаузена, и это они еще не чувствовали запах, исходящий от Генриха Луитпольда.