Чёрный фимиам
Шрифт:
– О, Многоликая, ты родишь близнецов. Воины не умеют провидеть, но я хочу, чтобы было так. Ты родишь Безликому мужу двоих детей. Все будет хорошо.
Эная топнула ногой:
– Прекрати насмехаться!
Он мягко удержал ее за локти и поцеловал в лоб:
– Я могу иногда насмехаться. Я - твой брат, пускай только по отцу. Чего ты испугалась? Зачем собралась к Безликому?
– Об этом я скажу только ему, - ответила, отстраняясь, собеседница.
Мечник почтительно склонил голову и спустился на две ступеньки ниже:
– Простите, госпожа. Я спросил, не подумав.
Энае
– Прости, Стиг.
Он стоял, склонив голову, но она знала - он улыбается.
– Скажи, что ты думаешь о том человеке, которого мы встретили?
Мужчина ответил:
– Я ничего о нем не думаю, госпожа, кроме того, что он был не в себе. Это очень бросалось в глаза. В нем какой-то серьезный разлад. Таких людей не нужно останавливать, если не собираешься удержать. Лучше было бы не подходить к нему вовсе.
– Если бы я могла хотя бы предположить, как он себя поведет, не подошла бы.
– Знаю, Эная, - кивнул он.
– Я ни в чем тебя не виню. Лишь ответил на твой вопрос.
От этих его слов сестра лишь еще заметнее погрустнела:
– Мне жаль, Стиг, что так вышло. Я попробую поймать его в Сеть.
– Попробуй, Многоликая. Может, и получится. Если же нет, тогда его буду искать я.
– Спасибо.
– Не за что благодарить, я еще ничего не сделал.
К подножию стройных высоких колонн они поднялись в молчании.
– Удачи вам, госпожа, - сказал Стиг.
Она кивнула и вошла под изящную арку в прозрачное марево Храма.
* * *
Храм Джерта был огромен и очень стар. Внутри он представлял собой каменный лабиринт, лишенный окон и дверей, но освещенный огнями и окуренный благовониями, тлеющими в плоских чашах жаровен. Жаровни с высоты резных квадратных колонн рассылали в стороны медленный бледный дым. Медные бока чаш сверкали, желтый камень колонн казался теплым, словно прибрежный песок, пламя текло и трепетало в узких желобах вдоль стен, а колеблющиеся тени дрожали и рассыпались.
Эная шла длинными извилистыми коридорами, вдыхая ароматы благовоний. Голова слегка кружилась от сладкого запаха. И мерещилось, будто древние статуи мечников и храмовых дев, стоящие в нишах, провожают пришелицу взглядами незрячих глаз.
Многоликая любила рассматривать изваяния. Ей даже казалось, будто всякий раз они неуловимо меняются. Складки одежд иногда лежали не так, как прежде, могли стать иными наклон головы или выражение лица. Эная знала живую скульптуру Девы, держащей в руках жаровню с благовониями. Иногда из-под каменного платья виднелся носок сандалии. В другой раз он исчезал. А, может, просто казалось...
Шелест одежд, слабое эхо шагов, треск огня и безмолвие. Голоса многотысячного города сюда не долетали. Ни шум моря, ни дыхание ветра. Так тихо, словно толща воды
Простой человек заплутал бы здесь и никогда не вышел. Но Эная не была простой смертной, поэтому за очередным поворотом коридора ее ждала дверь. Невидимая для непосвященных.
Девушка толкнула древнюю створку и шагнула вперед.
Многоликая не пыталась постигнуть древнюю магию и понять, как можно, пройдя по лабиринту, оказаться на вершине храма - в открытой всем ветрам зале, обнесенной лишь резными каменными перилами, да колоннами, которые поддерживают высокий мозаичный купол. Это был главный зал Храма. Здесь плелась Сеть.
Шестеро женщин сидели на полу в мягкой россыпи атласных подушек и удерживали сверкающие нити простертой между ними Сети. Нити переливались, тянулись, дрожали.
Эная опустилась рядом и переняла у одной из "прях" тонкую канитель. Кончики пальцев обожгло и Многоликая взялась ловко свивать диковинную пряжу, тянуть, захлестывать ее на соседние нити, стягивать тонкими узелками.
Мерцающий невод сиял ровно, нити нигде не обрывались и не путались. Как ни перебирала в уме свои вопросы девушка, Сеть не отзывалась, не вспыхивала, не чернела, не осыпалась хлопьями пепла.
– Как странно, - задумчиво сказала Эная, встала, встряхнула руками, и Сеть разлетелась на ослепительные искры, которые устремились прочь из залы и подхваченные ветром осыпались вниз, на готовящийся ко сну город.
Другие пряхи тоже начали подниматься.
– Мне как-то маетно сегодня, - сказала самая юная и тоненькая со жгуче-черными глазами и косой, в которую были вплетены низки бус всех оттенков зеленого. Одеяние у девушки было глубокого малахитового цвета, отчего смуглая кожа, казалось, сияла.
– Нет покоя. Будто змея сердце обвила.
– Сеть не отыскала магии, нечего бояться, Азари.
– ласково сказала Эная.
– Просто близится твоя луна, вот ты разволновалась.
Азари вздохнула.
– Может быть...
Эная улыбнулась и пошла прочь. Ей и самой было не по себе, однако она не хотела показывать смятения. Дева храма вышла из залы, но вместо того, чтобы вновь окунуться в полумрак лабиринта, зажмурилась, ослепленная сиянием заходящего солнца.
С полукруглого просторного балкона белоснежный город, ступеньками спускающийся к морской глади, был виден, словно на ладони. Внизу, на волнах у пристани покачивались корабли и челны, пришедшие из далеких стран. Серыми громадами вздымались в сизой дымке дальние горы.
Безликий муж! Он не стал дожидаться, когда она придет и пригласил сам, иначе как Эная очутилась в его покоях, попросту закрыв за собой дверь главной залы?
– Ты хотела поговорить со мной, - услышала девушка спокойный низкий голос.
– О чем?
Мужчина, стоявший возле невысоких перил, был уже не юн, но и еще не в летах. Скорее, он находился в том неуловимом возрасте, когда годы являют себя не столько в чертах лица, сколько в его выражении, делая человека, то моложе, то старше, в зависимости от ситуации. Сейчас Безликий улыбался и казался лишь немногим старше Стига...