Чёрный фимиам
Шрифт:
Сингур терпеливо объяснил:
– Я ведь не просто так сюда приехал. Это столица как-никак. Богатый город. Здесь можно заработать. Все по закону. Тебе отдам пятую часть от вырученного. По рукам?
Старик вздохнул.
– Сперва погляжу, как ты зарабатывать собрался, а там уж и решим.
Сингур кивнул:
– Завтра. Эша, ты сыта?
Сестра поспешно кивнула, словно боялась, что брат сочтет, будто она голодна и несчастна.
– Иди спать.
Пэйт ожидал, что девушка, как прежде покорно выполнит то, что велено, но она его удивила. Отставила
– Это мне решать. Иди, ложись.
Ее лицо болезненно дрогнуло, а худая рука стиснула свистульку, болтающуюся на груди. Эша ссутулилась, словно ее ударили, и ушла в повозку. Старику в этот миг было ее жалко. Да и не только ему. Судя по тому, как замолчали трещотки-близняшки, до этого о чем-то привычно спорившие с Гельтом, Эшу пожалели и они, и Эгда, и даже мальчишка. Один брат спокойно ел, глядя в рдеющие угли костра.
* * *
На следующее утро Сингур растолкал Пэйта еще в потемках.
– Собирайся.
Старик зевнул и потер лицо:
– Куда ты собрался-то? Скажешь хоть?
– Скажу. Здесь есть поединочные круги. И делают ставки. Если ставка удачная, можно заработать очень много.
Балаганщик хмыкнул:
– Я уж всерьез поверил, что ты собрался зарабатывать. А ты собрался ставить? Для этого бойцов надо знать, да и деньги какие-никакие иметь. А ты гол, как камень придорожный. И у меня не проси. Не дам.
В ответ на это Сингур вытянул из-за пазухи тяжелый золотой перстень с желтым прозрачным камнем.
– Вот это поставим. Держи.
Он отдал перстень старику. Балаганщик сперва онемел, разглядывая массивное украшение, а потом охнул:
– Да ты спятил?! Его, если продать, год можно жить безбедно!
– Год - это мало. Жизнь длинная, - сказал вальтариец.
– Идем.
Конечно, Гельт от их разговора проснулся и увязался следом. Девок и Эгду оставили спать в повозках. Однако когда уходили, Пэйт почувствовал спиной чей-то взгляд, а обернувшись, заметил, что кожаный полог повозки, в которой вместе с близняшками спала Эша, всколыхнулся, опускаясь.
Мужчины отправились в верхнюю часть города. Отродясь балаганщик не ходил столько пешком. Да еще эти лестницы! То вправо, то влево, то желтые, то красные, то синие. И дома стоят впритык, окна у некоторых закрыты ставнями, а у других заставлены цветами, чтобы не впускать жару и шум улиц.
Миль-Канас был красив, но старикам тут приходилось тяжко - столько ступенек! Под конец у Пэйта уже кололо в боку, а перед глазами ползли белые пятна. К счастью, идти осталось совсем мало, если судить по приближающимся крикам и гулу множества голосов. Гельт тот час навострил уши. Любопытно-то как!
– Ты одумайся, - увещевал Пэйт Сингура, сипло и с трудом дыша.
– Одумайся. Зачем так рисковать? Проиграешь все!
Сингур в ответ на это лишь качал головой.
– Идем ближе.
Народу на площади оказалось полным-полно. Тут даже были сделаны каменные скамьи в несколько ярусов. Но сидеть на таких, чтобы видеть бой, как на ладони, можно было только за деньги. Кто не хотели или не могли платить, толпились на мостовой. Иные даже приносили с собой скамеечки, чтобы встать на них и наблюдать из-за голов за происходящим.
Пэйт с Гельтом пробирались следом за своим спутником, локтями распихивая зевак. Трижды Пэйту перепало по ребрам, пару раз ему наступили на ногу. Но то мелочи. А перстень он крепко сжимал в кулаке. Так стискивал, что боялся - пальцы разжать не сможет. Сингур тем временем вышел к арене. Балаганщик нагнал его и стал рядом. Двое крепких бойцов бились, разбрызгивая кровь и пот. На уличных сшибках запрещалось использовать оружие, только кулаки.
В городе, конечно, была и каменная арена, место, где собиралась знать. Зрелища там стоили немалых денег и были кровавы. Но на каменный круг не мог выйти биться никто из толпы. Только опытные бойцы, за которыми стоял или хозяин, или гильдия. Вольнонаемных туда не пускали. А сражались любым оружием и чаще всего - до смерти. Впрочем, то зависело от уговора сторон. Если хозяин ценил выставленного бойца, ему могли сохранить жизнь.
Здесь же - на городской арене - биться мог всякий, у кого хватало смелости. И всякий же мог делать ставки. Вон, в стороне от круга, рядом с каменным столом стоят здоровые мордовороты, а с ними тощий желчного вида человечек - считарь. Он принимает деньги и ценности, ведет список на деревянной доске, а сделавшим ставку выдает кусочки кожи, с начертанным на них именем бойца и суммой поставленных монет. Все без обмана.
Читать из простолюдинов мало кто умеет, но у бойца всегда есть кличка, которую легко отобразить кривым рисунком. Например, сейчас дрались "Вепрь" и "Тесак".
На Вепря поставлено было больше, вон, сколько палочек, и каждая означает человека. На Тесака поменьше. Но шансы у них почти равны - оба здоровые, мощные и бугрятся от мышц. Опытных видно сразу - они не бахвалятся, не выделываются, берегут силы и каждое движение их точно и лишено суетливости. И Вепрь, и Тесак были опытными. Видать, выставляли их от разных лестниц. Народ орал до хрипоты.
– На кого будешь ставить?
– прокричал Сингуру на ухо Пэйт.
– Пока ни на кого, - ответил мужчина.
– Присмотреться надо.
Вепрь был могуч, но медлителен. Тесак двигался быстрее, однако удары у него были менее сильными, а оттого словно бы не доставали противника, хотя тот не всегда успевал увернуться. Сам Вепрь ударил дважды. Один раз в бок. От этого удара Тесак согнулся, а толпа ликующе взвыла. А второй раз Вепрь отправил противника прямиком на каменную мостовую. Тот упал, приложился головой и сомлел.
Бой был окончен.
Разводной выбежал в середину круга, взмахнул руками и прокричал, прерывая общий гвалт: