Чёрный фимиам
Шрифт:
– Идем, покормлю тебя, - сказала Сингуру Эгда.
– Голодный, небось?
Мужчина пожал плечами. Не голодный, но поесть надо. Он устроился на старой циновке возле огня. Эгда положила ему из старой сковородки остатки тушеных с острым перцем помидоров, дала пресную лепешку. Вальтариец медленно ел, глядя в пламя. Близняшки тут же подсели к мужчине с двух сторон.
– А ты откуда так ловко драться выучился?
– зашептала Хлоя, которая больше всего боялась, что дед или тетка заметят, напустятся, выбранят и заставят прекратить расспросы.
– Жизнь выучила, -
Сестры переглянулись и Алесса спросила:
– Ты что же и раньше на поединочные круги выходил?
Сингур усмехнулся, вспомнив свою самую первую победу:
– Выходил.
– А еще пойдешь? Завтра?
– перебила сестру Хлоя.
– Пока не знаю, - ответил им собеседник.
– Но скоро видно будет.
Девчонки снова с удивлением переглянулись.
– Скажи, Гельта можешь драться научить?
– спросила Алесса.
– Трудно это?
Мужчина усмехнулся:
– Научить любого можно, да только, зачем ему? Братцу вашему и без того неплохо, никакой нужды нет претерпевать и лишаться.
Близняшки смешались, не зная, что на это ответить.
– А сестра твоя нынче расхворалась, - склоняясь к самому уху вальтарийца, известила Хлоя.
– Утром как вы ушли, она прямо места себе не находила, среди повозок бродила, все на небо глядела, потом заволновалась, стала белая вся, а когда деда с Гельтом вернулись, задыхаться взялась. Уж они успокаивали, успокаивали, да только без толку - она руки к груди прижала и давай сипеть, будто дышать разучилась...
– Вот как?
– Сингур отставил тарелку и отправился в кибитку, в которой скрылась от него сестра.
Девушка лежала на низком топчане, прижав к груди тощее лоскутное одеяло.
– Эша, - брат опустился рядом.
– Ты сегодня задыхалась?
Она смотрела в пустоту.
– Поговори со мной, - негромко попросил он.
– Почему ты обижаешься?
Сестра рывком села, отбрасывая покрывало. Тонкие пальцы замелькали в воздухе. Собеседник едва успевал понимать, что до него пытаются донести.
– Нет, я не думаю только о себе, - сказал Сингур, когда она прервалась.
– Я думаю о тебе. Ты же понимаешь - еще год, может, полтора и все... Нам нужны деньги. Тебе нужны деньги. А я не умею зарабатывать иначе.
Пальцы снова заплясали стремительный танец. Лицо Эши раскраснелось от гнева.
– Зачем еще мне тебя спрашивать?
– удивился в ответ на безмолвную тираду мужчина.
– Это я иду на круг, а не ты.
Девушка вздрогнула, спрятала лицо в ладонях, отгораживаясь от собеседника, давая понять, что не хочет его видеть, не хочет говорить. Однако потом, видимо, передумала, отняла руки и медленно-медленно, глядя в глаза брату, стала что-то объяснять, переплетая непослушные пальцы. Он внимал с молчаливой враждебностью. А когда она закончила, ответил:
– Погибнуть может любой. Люди вообще живут для того, чтобы умирать. Никакого другого выхода у нас нет. Особенно у меня. Есть год. Полтора, если очень повезет. Или половина года, если повезет меньше.
Она дернулась, словно он влепил ей пощечину. В глазах задрожали слезы.
– Смотри, что ты делаешь, - сказал устало брат.
– Сейчас ты начнешь плакать, потом опять задыхаться, и те деньги, что сегодня были заработаны, придется потратить на бесполезных лекарей и зелья, которые снова не помогут. Давай, ты просто успокоишься и будешь послушной?
Эша медленно кивнула и лицо ее, до этого мгновенья такое живое, словно бы окаменело.
– Так-то лучше.
Сингур хотел добавить что-то еще, но по деревянному бортику кибитки постучали. Мужчина прислушался и усмехнулся.
Когда он выбрался из повозки, у каменной чаши, в которой горел огонь, стояли Пэйт и Эгда, держащие за ошейники псов. Чуть в стороне от балаганщиков невозмутимо покачивался с носков на пятки невысокий обритый налысо незнакомец в богатых одеждах. Не из знати, но и далеко не простолюдин. Сингур, еще когда сидел у костра, слышал, как этот незнакомец подошел к месту стоянки. Слышал он и то, что с лысым пришло еще шестеро крепких мужчин. Однако сейчас они оставались где-то в стороне. Сопровождающие...
– Гладких дорог и спокойных ночей, - приветствовал лысый Сингура на вельдский манер.
– Солнца над домом, - ответил ему вальтариец.
– Отчего наш балаган почтили сразу семеро мужей?
В глазах незнакомца промелькнул удивление, а потом он рассмеялся:
– А тебя не проведешь! Заметил?
– и тут же протянул пухлую ладонь, с тяжелым перстнем на мизинце.
– Меня зовут Атаис Лароб и я держу поединочные круги всех лестниц со стороны моря. Нынче днем ты побил моего человека. Я уже много лет зарабатываю поединками, но такого давно не видывал. Это плохо, когда хороший боец выступает, как одиночка. Вот, хочу предложить тебе выходить от наших лестниц. Хороший заработок. Очень хороший. Я ценю крепких бойцов. Так что мы с тобой можем договориться.
Краем глаза Сингур увидел, как из кибитки выскользнула и замерла безмолвной укоряющей тенью Эша.
– Нет. Я не бьюсь на поединочных кругах. Просто нужны были быстрые деньги, - ответил ее брат.
Атаис осторожно взял собеседника под локоть, отвел в сторону от костра и сказал вполголоса:
– Подумай, не отказывай сгоряча. Это хорошие деньги, да и риск не так уж велик для такого бойца, как ты. Это ведь не арена для знати - до смертоубийства у нас не доводят, а деньги хорошие.
– Нет, - снова покачал головой Сингур.
– Мы уезжаем через несколько дней, я не собирался оседать в Миль-Канасе.
Его собеседник не желал сдаваться так легко:
– Ты говорил, нужен был быстрый заработок. Хочешь, предложу несколько поединков, как у нынешнего бойца, которого ты побил? Люди сделают ставки...
– Нет, - опять ответил Сингур, однако тут же, словно смягчившись, добавил: - Но на один поединок выйти могу. Только один. Если тебе это, конечно, будет интересно.
Глаза Лароба заблестели: