Чёрный лёд, белые лилии
Шрифт:
— И муж тебе как раз поможет, — подбодрила Таня. — А я учителем музыки стану. Не буду больше воевать.
— А я всю жизнь мечтала стать певицей, так что ты обязана меня учить! — засмеялась Валера, обнимая Таню.
— И вот однажды мы все встретимся, — заговорщически улыбнулась Аля. — И расскажем друг другу столько всего! Когда же это будет, девочки?.. — её лицо вдруг омрачилось. — Иногда мне кажется, что никогда.
— Война кончится, — твёрдо сказала Таня. Покачала головой.
— Дожить
— Доживём.
— Дай-то Бог...
Стало тихо, только влажные сучья трещали в печи да где-то за окном пел сверчок. Лица сделались печальны: вспомнили Надю, Настю, своих близких и родных.
Но Аля быстро очнулась, встала.
— Ну, это никуда не годится. Ну-ка, лица веселей! Праздник у нас или что? А смотрите, что я вам покажу! — заявила она и извлекла из какой-то коробки газетный свёрток. — Таня, на-ка, открывай. Любуйтесь и восхищайтесь.
Таня быстро распаковала газеты: под ними оказалось самое настоящее белое свадебное платье. Не пышное, простенькое, оно всё-таки казалось Тане произведением искусства.
— Нравится?
— Очень! Из чего же вы шили, Алечка? — спросила Таня, восхищённо рассматривая хлопковую материю.
— Остались лишние простыни. Это всё Сонечка, без неё я ничего бы не сшила. Это же не всё, вот, смотри, — и Аля достала из той же коробки великолепную марлевую фату. — Это моя гордость. Нужно будет только чуть-чуть подшить её, и готово.
— Очень красиво, — ещё раз сказала Таня, рассматривая лёгкую ткань платья, и вдруг спросила, сама не зная почему: — А можно мне померить?
Аля улыбнулась, кивнула, быстро спровадила Таню за ширму и помогла переодеться: Танина рука всё ещё плохо работала. Потом высунула голову к девочкам.
— Готовы?
— Готовы, — засмеялись Валера и Сонечка, и Таню за плечи вытолкали из-за ширмы. Девочки восхищённо ахнули, Таня, за неимением зеркала, беспомощно оглядывалась вокруг.
— Да на тебе сидит ещё лучше, чем на мне, — безапелляционно заявила Аля. — Так, я сейчас ещё фату тебе приколю, постой-ка спокойно. Сонечка, ты пока зеркало какое-нибудь поди принеси.
Фата была закреплена на Таниных косах невидимками, Сонечка и Аля, совершенно довольные результатами своих трудов, оглядывали Таню с головы до ног.
— Настоящая невеста… Да, Валер?
Валера сидела на стуле и глядела на Таню совершенно счастливыми глазами. Радовалась. И представляла, должно быть, себя в таком же платье и Мишу рядом.
— Ну, Таня, вот зеркало…
Таня, шагнувшая было к обломку зеркала, замерла на месте. Прислушалась, подняла вверх ладонь, чтобы все замолчали.
Сердце у неё противно, болезненно ёкнуло, потому что снаружи послышались странные звуки.
Очень, очень нехорошие звуки.
Среди наступившей тишины Таня вся обратилась в
— Что это? — одними губами прошептала белая, как мел, Соня.
Таня мгновенно перевела глаза на Валеру, сжала губы. Та стояла до смерти напуганная, и в глубине её глаз отражалась страшная правда.
У палатки стояли, охраняя её, двое солдат, и сейчас их уже нет в живых. Им попросту свернули шеи.
Винтовки остались в прихожей.
Таня, чувствуя, что сердце вот-вот пробьёт грудную клетку, неслышно потянулась, взяла со стола в левую руку большой кухонный нож. Оглядела бледных девчонок, сделала знак, чтобы они отошли к стене. А сама тихо наклонилась и задула горящие свечи.
Они оказались в полной темноте наедине с чем-то страшным, затаившимся снаружи.
Таня сделала шаг и встала рядом с входом в комнатку, слева от дверного проёма. Прилипла спиной к натянутой ткани, голову повернула направо. Смотрела на девочек, сбившихся в кучу и замерших с другой стороны. Их почти не было видно, стояли они в тени высокой этажерки.
Поленья в печи почти догорели, дверца была прикрыта. Единственным источником света теперь служил месяц, который бросал ровные узкие полосы света на земляной пол.
Таня ни о чём не думала, но всё уже знала: это американцы, и идут они сюда. Больше некуда — только в тот чернеющий напротив дверной проём, за которым лежит их майор. И сейчас, пройдёт несколько секунд, сейчас они появятся в метре справа от неё.
И они убьют, и майора своего убьют, чтобы не заговорил, и её убьют! И Валеру убьют, и Сонечку, и Алю, у которой через неделю свадьба и свадебное платье которой сейчас так некстати белеет на Тане! Всех, всех убьют!
Ну уж нет. Не бывать этому, не бывать. Таня покрепче сжала рукоять ножа в левой руке, так, чтобы не выскользнул. Перестала дышать. Как она их остановит — даже Бог не знает. Но она это сделает.
Шаги, осторожные, едва различимые, слышались всё ближе и ближе. Вот они в самой первой комнате, в приёмной, вот медленно двигаются по палатам с больными. Тане казалось, что с каждым тихим шагом оглушающе громко стукает её сердце.
«Не смогу, не смогу, не убью», — стучала в мозгу единственная мысль, а губы беззвучно шептали: «Я, Соловьёва Татьяна Дмитриевна, торжественно присягаю на верность моему Отечеству — Российской Федерации. Клянусь свято соблюдать Конституцию Российской Федерации, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников…»