Чертоги Казад-Дума

Каэрия

Но на решение Торина отправиться к Казад-Думу сложившиеся обстоятельства никак не повлияли. Попросив Талриса отыскать Траина Ниар не просчиталась; узнав о том, что отец жив, молодой Король преисполнился желания спасти старика. Эреборцу было невдомек, что в темных чертогах Мории его уже ждали кошмары, несравнимые с уже пережитыми ужасами. А Ниар отговаривать Торина даже не собиралась. Напротив: теперь, когда молодому гному казалось, что действует он самостоятельно, уверенность его росла и крепла. Чего и добивалась Красная Колдунья, в конечном счете.

Конечно, ей было больно. Ей было до тошноты скверно. Однако не в первый раз чародейка убеждалась в ограниченности и слабости душ существ, живущих в Эннорате. Ей приходилось обжигаться и раньше. Достаточно часто, чтобы перестать верить в любовь. Ее предавали, унижали и пытались лишить жизни. И все потому, что в наследство Ниар не повезло получить силу и власть Дор Даэделота. Торин исключением не был. Имея полное право судить свободно, он свой выбор сделал.

Хотя Ниар впервые показалось, что ей повезло.

Тяжело вздохнув, колдунья вытащила руки из-под теплого тулупа. Вслушиваясь в голоса друзей (которых в конечном итоге ждала смерть), решила снять с глаз повязку. Обхватив пальцами толстую ленту парчи, стянула ее с головы. Моргнув пару раз, с любовью и нежностью огляделась вокруг.

«Им будет не до меня еще долгое время, — подумалось Ниар. Мысли желчным потоком изливались из сознания. — Пожалуй, даже если исчезну, вряд ли кто расстроится. К тому же, теперь мне не нужно уделять столько внимания собственным тайнам. При особом желании смогу сделать так, что ухода моего никто и не заметит».

Шепнув заклинание себе под нос, Ниар поднялась с земли. Осторожно сложив тулуп Бильбо, любовно смахнула с него пыль и травинки. Убедившись в том, что магия действует, и окружающие на нее не смотрят, Красная Колдунья неспешно двинулась в сторону. В последнее время ночные прогулки стали регулярными – днем чародейка видеть

не могла, зато ночь распускалась пред ее взором подобно прекрасному бутону чайной розы.

Чинно шагая по изумрудному полю – холод пощадил растительность низины, оставив ее в летнем наряде – старшая Миас с удовольствием оглядывалась. Кругом порхали ночные бабочки, иногда в высокой траве можно было заметить ползущую по своим делам змею. Вдали слышался волчий вой, протяжный и надрывный. Картина умиротворения, столь близкая Ниар по настроению и духу, вряд ли бы приглянулась кому-то еще. Но ангбандка и не требовала чужого понимания. В первый раз за долгое время оно ей не требовалось вовсе.

Наверное, с полчаса чародейка задумчиво вышагивала по безлюдному пустырю прежде, чем заметить за собой тень. Краем глаза увидев высокий абрис смоляного облака, Ниар вначале даже решила, что ей от усталости начали мерещиться чудные вещи. Пару секунд спустя, всмотревшись в клубящийся черный силуэт, она признала в своем неожиданном спутнике живое существо, давно знакомое ей и когда-то даже боготворимое. Былое спокойствие вмиг улетучилось, оставив за собой выжженную пустошь презрения.

— Гортхаур, какими судьбами? — оскалив зубы, Ниар сжала руки в кулаки. Появления Майрона следовало ожидать, но чародейке казалось, что Майа не явится столь скоро. Видимо дела у старого друга шли совсем плохо. Только отчаяние могло привести спесивого гордеца к детям Вала Мелько. — Мне казалось, что тебе не нравится это прозвище, — он заговорил тихо. Его Валарин, как обычно, был безупречен. Бестелесный, слабый, умирающий, Майа потерял практически все, что когда-то имел. Но голос, его надменный и величавый голос, остался прежним. — Чудесно выглядишь, Ниар. Ты похорошела. Она сощурилась, усмиряя в себе бурю истерики. Почему-то колдунья верила, что когда-нибудь сможет встретиться с Сауроном и при этом не потерять самообладания. Столько лет она не видела его, столько часов, дней, недель. Казалось, с тех пор минули эпохи, а обида и боль никак не утихали. Моргнув, чародейка заставила губы растянуться в улыбке. Не так она представляла себе встречу с Майроном. Не так она видела свой с ним разговор. — Ты пришел ко мне… — голос Ниар дрогнул. Она всматривалась в едва различимую тень, силясь признать в ней своего бывшего опекуна. Когда-то Майа был пригож и силен. А в падении его была повинна только Красная Колдунья. И теперь, глядя на плоды своих стараний, Ниар ужасалась. — Зачем ты явился? Ведь тебе ясны мои намерения и понятны желания. Если вознамеришься отговаривать от задуманного, знай, что теперь подобных тебе я могу убивать без особых усилий. Какое-то время Саурон молчал, позволяя Ниар вкушать забытую боль. Чувствуя на себе его взгляд, наследница Железной Короны спокойно взирала на помощника отца. Хладнокровно сдерживая гнев, она терпеливо ждала, и усилия ее вскоре были вознаграждены. Майрон заговорил. И на этот раз сразу перешел к делу. — Я никогда не был против тех высоких ценностей, которые мы пытались защитить в собственном маленьком мирке. Я никогда не относился плохо к Талрису и Анаэль, и уж тем более к тебе. Я не ожидал, что все обернется так. Жаль, что для осознания правды мне потребовалось совершить сотню ошибок. Я давно не видел тебя и не имел возможности попросить прощения. Однако наступил тот момент, приближения которого я искренне боялся. И вот я стою перед тобой, а вокруг бушует ненастье. И, кажется, ничего не изменилось, кроме нас. Я забыл уроки твоего отца, как забыла и ты некоторые из них, Ниар. Мы, как тебе кажется, не друзья. Однако приближается война… а тебе известен один негласный, нерушимый и праведный закон всякой битвы: кто тебе не друг, тот по определению – враг. Он снова замолчал. Ниар сглотнула, понимая, к чему ведет Майрон. Его голос зазвенел в тишине снова, опять наполняя Красную Колдунью горькими воспоминаниями: — Так уж получилось, Ниар, что враги у нас общие. А потому осмелюсь напомнить второй нерушимый постулат. Всем известно, как он звучит. Враг моего врага…

====== Глава 10.1: Кинн-лаи ======

До определенных лет Ниар больше походила на мальчишку. Не по возрасту высокая, худощавая и улыбчивая, она носилась среди деревьев и кустов, вылавливая из мелких озер громко поющих лягушек. В отличие от других девочек, старшая Миас никогда не интересовалась теми вещами, что привлекали сверстниц. Ее восхищало оружие, кулачные драки с шалопаями людских поселений, извечные игры в войну. Часто с ссадинами на коленках, испачканная грязью и сажей, она вела своих недорослей-бойцов против злобных узурпаторов чужих деревень. Ее не смущала коряга, служившая мечом, и кусок оторванной коры вместо щита. Она насмехалась над модой и куклами, познавая мир посредством тихого наблюдения. Завороженно изучая все новое, девочка находила покой и умиротворение в осознании непостижимой ценности живой субстанции.

С тех пор многое успело измениться: так северное пограничье не сторожили более великаны Эред Энгрин, не летали феи над ночными цветами Нуата, птицы мудрости не гнездились среди высоких камышей Линаэвен. Привычный мир сгорел дотла и возродился из пепла, преображенный огнем. Время на многом оставило свой отпечаток и ангбандскую принцессу не обошло стороной. Глубокая печаль отражалась на лице Красной Колдуньи, похожая на невесомую черную вуаль. Ниар стала красивее, грациознее, мягче в движениях – ее маленькое тело, жилистое, сильное, молодое, отлично справлялось с любой нагрузкой. Раньше округлое лицо стало острее, жестче и высокомернее. Губы не растягивала привычная Саурону детская улыбка. Теперь чародейка не просто казалась опасной. Она стала живым воплощением смертельных угроз. — Ты не друг никому из нас, — из уст старшей Миас вырвалось змеиное шипение. Глаза засверкали свирепее – серебро лилось из них ровным блистанием звезд. Саурону стало не по себе. Он уже видел единожды свечение подобного рода, много лет назад, когда еще не было солнца и луны. Лучи таких же капель опадали листвой с Телпериона в период, когда день умирал. — Ты предал моего отца, отступившись от наших заветов. Предал Анаэль, забыв о ее молитвах. Предал Талриса, замахнувшись на него мечом. Неужели ты думаешь, снага, что Миас могут что-то забыть? Мы помним, Гортхаур. Мы помним. Вряд ли ее слова можно было опровергнуть. Да и не желал Саурон спорить. Он, остолбенев, глядел на Ниар и не находил подходящего себе оправдания. Хотел бы Майа сказать, что действовал, исходя из лучших побуждений. Хотел бы уверить Миас в своей искренности. Но озвучь он подобное, сам бы потерял к себе уважение. Моргнув, Майрон улыбнулся своим мыслям. В свете всего уже произошедшего они показались ему мелкими и глупыми. Успев понаделать сотни ошибок, он уверился в правильности избранного когда-то пути. Теперь, стоя пред своей хозяйкой, своей ученицей и госпожой, Майа припомнил даденную Мелькору клятву. Каруугд парш диш. Обещание остаться свободным… Валар не принимали Моргота, потому что он желал Арде больше, чем они могли дать. Младшие братья – Майар, подобные самому Саурону – не принимали за его дерзновение менять Эа. Эльфы вовсе не понимали Мелькора, видя в нем опасное, дикое и безнравственное существо. В реальности, а не в детских сказках Эльдар, все обстояло иначе. Но историю пишет не побежденный, но победитель. — Я не желал, чтобы все так обернулось, — признался Майрон, выдержав небольшую паузу. В этот раз он не кривил душой. Мелкая дрожь сотрясала призрачное тело Властелина Колец. Отравляющими стрелами ненависть к себе вонзалась в сердце. — Когда мы потеряли твоего отца, когда от нашего народа не осталось ничего, кроме злых толков, я отчаялся. Я разозлился и утратил связь с тем, что мы пытались отвоевать у Амана. Надеяться на твое прощение глупо, понимаю. Череду бессмысленных поступков нельзя расценить как ничего не значащий промах… — Ты возжелал власти, бууб, — голос Ниар сорвался на крик. Дрожащий, надтреснутый, он был пропитан разочарованием и презрением. Чародейка нахмурилась. Уголки губ поползи вниз. Красная Колдунья даже не пыталась скрыть вырывающихся наружу эмоций. — Ты вожделел ее, как безумец вожделеет на поле брани очередного глотка крови. И не говори, что не отдавал отчета в своих действиях. Мы мешали тебе. А ты мешал нам. Вот и вся правда. — Я трус, но не предатель, Ваше высочество, — Саурон, не выдержав, и сам повысил тон. Готовый сознаться в любом грехе, он взирал на Ниар с надеждой. — Можете назвать меня лицемером, лгуном, смутьяном и разгильдяем, но я никогда не был предателем. Пахсада хай’и… вспомни. Выслушай. Пойми. Он назвал ее ласковым словом. Тем самым, что всегда приберегал для особого случая. Саурон надеялся, что когда-нибудь сможет обращаться так к колдунье даже в присутствии своего старинного друга. Но Мелькора рядом не было. Никто не смог бы осудить Майа за проявленную горячность. — Аж ихэме парсис акхм бахута сади, — она беззлобно расхохоталась, обнимая себя за плечи. — Уж очень давно ты был близок мне, Майрон. Слишком много черной воды протекает между нами. Не считай меня глупой, пожалуйста. Я не та наивная девочка, которая когда-то бегала по Ангбанду. Да и ты не тот прекрасный рыцарь, что некогда во имя справедливости клал голову на плаху. — Не веришь мне, — он зашептал. Не отрывая взгляда, попытался понять, что чувствует. Намереваясь встретиться с Ниар, Саурон испытывал сомнения и страх. Покидая Лугбурз, Майа точно знал, чего хочет добиться и почему желает Мелькору неволи. Однако не ожидал темный, что давно забытые чувства всколыхнут в нем тысячу воспоминаний, далеких, туманных. Прошлая жизнь, от которой Саурон успел отречься и к которой пообещал никогда не возвращаться, наваливалась неподъемным грузом на душу проклятого. — А могу ли?

Даже если очень хочу? — Ниар покачала головой. Произносимые ею слова дрожали, искрились, звенели. В них белым пламенем отражалась обида. — Талрис и Анаэль готовы простить тебя, ты знаешь. Они оба души в тебе не чают, хоть и злятся не меньше. Ты стал им другом, братом, примером для подражания. В тебе они видели нерушимую поддержку, они считали тебя «своим человеком». Я разделяла их мнение. Но за множество веков битв, интриг и постоянной борьбы, во мне окрепла вера в незыблемость вековечного закона жизни – предавший однажды, предаст еще раз. — Неужели путешествуя по миру, изучив каждый кусочек Эннората от северных отрогов Эред Ломин до Умбара, ты познала лишь этот урок? — Саурон нахмурился. Разум подводил его: выстроенная крепость самообладания рушилась под натиском годами сдерживаемых страхов. В голос Майа проникла горечь. — Не этому Мелькор пытался научить тебя. — Не тебе говорить о таких вещах, снага, — Ниар оскалила зубы. — Ты был другом ему, самым близким, самым верным. Как же отплатил ты ему за безграничное доверие и братскую любовь? Испугался и сбежал, поджав хвост. Отвернулся от всего мира, попытавшись найти в себе силы для одиночной борьбы. Ослеп, оглох, онемел от жадности и тщеславия. Ты прельстился вверенной тебе силой и возымел наглость назваться нашим Владыкой. Ты пытался обмануть судьбу, создав Единое Кольцо. — Ты предложила его создать, Ниар, — Майрон покачал головой, отступая от своей ученицы. Глядя на Красную Колдунью, не находил в ней ни капли сочувствия. Догадки, давно мучающие его, впервые начинали обретать смысл. Всегда боявшийся произнести вслух ужасные домыслы, Саурон медленно и четко принялся высказывать их: — И я послушался тебя, как наивный мальчишка. Ты увидела во мне угрозу и устранила ее, без сомнений, колебаний, замешательства. Не попыталась мне помочь, не попыталась вразумить меня. Просто выбросила за ненадобностью, подобно надоевшей игрушке. Ведь так ты привыкла поступать со своими врагами? Убивать их, уничтожать, смешивать с грязью под ногами. — Именно ты научил меня жестокости, Саурон, — лицо Ниар исказила жуткая маска враждебности и первобытной дикости. Сжав ладони в кулаки, ангбандка обошла собеседника по стороне. Вкрадчивый голос преисполнился ненавистью. — А я была хорошим учеником, если помнишь. Ты прав во всем. Но простительно действовать без оглядки, когда на карту поставлена судьба целой цивилизации. И если бы мне пришлось дважды делать выбор, я поступила бы так же. Пусть меня считают чудовищем, пусть приукрашивают мою ярость и свирепость. Быть может, я и есть Зло. — Мелькор спел для меня песнь и мне она понравилась, Ниар, — сквозь боль проговорил Саурон. Разверзшаяся пропасть в груди перерастала в бездну, пожирающую любые проблески надежды. — И я присоединился к нему, решив, что мир может быть чуть прекраснее, чем он есть. Эхо наших голосов породило тени, которых боятся существа Эндора. Но в тех тенях не было ничего ужасного, кроме выдумок и предрассудков. Мы творим реальность, в которую верим. Твой отец доказал мне это, воспитав вас троих. Мелькор прошел через многое. Он терял друзей, братьев, сестер, любимых. Но никогда не переставал верить в лучшее. — Я не унаследовала его свободы взглядов, каюсь, — Красная Колдунья хмыкнула. — Свет может померкнуть, тебе ли не знать. Между правдой и неправдой небольшая разница. Мне известно, что ты желал стать Владыкой Эа. Ты попытался. И у тебя не вышло. Считай, что судьба любит давать второй шанс неудачникам, Майрон. Без своего кольца ты не больше, чем призрак. Подует ветер, расшалится огонь, и сущность твоя сольется с ночью, став немой частью сущего. Аш назг дурбатулук, аш назг гимбатул, аш назг фракатулук, агх бурзум – иши кримпатул. Узг – Мордор – иши амал фауфут бургули. Слова заклинания иссекли плоть ночи, нарушив священную мелодию тишины. Произнесенное вслух благословление одной из Миас повисло в воздухе проклятием. Майрона зазнобило. Он успел забыть, какой на вкус являлась единая черная воля Белерианда. Сейчас она заключалась в Ниар. — Единое, чтоб ими править, единое, чтоб всех сыскать, единое, чтоб их сковать и в темноте оставить, — ангбандка загадочно улыбнулась. Приподняв правую руку, сделала пасс пальцами. Кроваво-красные искорки сорвались с кожи, пламенными мотыльками взвились в воздух, сложились в знак недремлющего ока. — Магия Миас, магия Сильмарилл. Сила первого света. Тебе нужен мир. Я повторю – ты его не получишь, Майа. Ты скован моей волей и подчинишься ей. Выбор таков, друг любезный. В двухстах ярдах южнее стоит лагерь гномов. В их компанию по воле судьбы затесался кроха-хоббит. По велению все той же проказницы-судьбы он заполучил в дар удивительный артефакт, неизведанной силы, неизмеримой власти. Он хранит случайно найденную вещицу в кармане своего любимого сюртучка. Уверена, тебе по силам проникнуть в незащищенный лагерь незамеченным. Так пойди и возьми то, что ты ищешь, Майрон. Ссутулившись, она распиливала его глазами на тысячу мелких кусочков. Казалось, даже воздух вокруг Ниар начал искриться. В любой момент готовая наброситься на противника, чародейка жаждала драки. Изувеченная, гордая, сильная, старшая дочь Мелькора больше не желала разговаривать. В ней кипела ненасытная страсть к убийству. Правота, так или иначе, в речи Красной Колдуньи была. Саурон действительно хотел заполучить свое кольцо и действительно мог взять его прямо здесь, прямо сейчас. Но, проявляя таким образом малодушие и страх, он подписывался под каждым произнесенным Ниар словом. Так, возвращая себе сосуд и его силу, он обрекал себя на войну, которой пытался избежать. Даже в лучшем своем состоянии Майа вряд ли бы выдержал бой с Миас. Вопреки величине набранной армии, вопреки накопленным знаниям и мудрости, его судьбу предрешили допущенные ранее промахи. А ведь не стоило забывать и об остальном мире: никто из защитников Эндора не останется стоять в стороне, когда придет момент заключительной схватки. Как стервятники слетятся к побоищу светлые, добивая своих ослабших врагов. «Наша сила в единстве, Майрон, — слова Мелькора возникли из вороха шумных мыслей, зазвучав громовым раскатом между висков. — Невозможно вести войну без поддержки друзей. А мы не просто друзья, брат мой. Мы – семья. В семье принято защищать друг друга несмотря ни на что». — Направляясь к тебе, я знал, что увижу красивую, сильную женщину, — вновь заговорил Саурон, чеканя слова, выбивая ими знакомый ритм. — Я слышал твое могущество в песне, я ощутил твое отчаяние и дерзновенность. Никто, кроме твоего отца, ранее не позволял себе обращаться со словом Первого Певца так смело. И вот я оказался рядом с тобой и увидел больше, чем могут увидеть другие. Ты предлагаешь мне забрать твой дар из рук смертного, чтобы убить меня с мечом в руке. Почему? Потому что иначе ты не сможешь. Потому что это не честно. И в этом заключается истинное величие. В какой-то момент в глазах Ниар блеснуло удивление. Заметив его, Майрон осмелел. Прищурившись, сделал короткий поклон. — Я всегда желал узнать, какими станете вы, когда придет время сложное. К сожалению, это знание далось мне великими жертвами. Но я не сожалею об этом, Ниар. Заглянув в лицо пустоте, я многое понял для себя. Теперь, когда отца твоего нет рядом, а рука Валар повисла над головой не только моей, но и твоей, нам как никогда нужно понимание. Он сделал короткую паузу, вглядываясь в светящиеся глаза Красной Колдуньи. — Так было всегда, Ниар, так и будет. Рок велит тебе принять великую ответственность, от которой не убежать, не спрятаться. Случилось, что именно тебе суждено взять на себя роль Мелькора на срок, определяемый лишь глупыми стечениями обстоятельств. Владыки Амана отобрали у нас все, что было дорого. С судьбой своего покорного слуги ты смеешь поступить так, как посчитаешь нужным, противиться я не стану. Потому что сегодня я встретился не со своей ученицей, но с Королевой, достойной называться государыней Земли теней и ужаса. Закрыв глаза, Властелин Колец впервые за много лет доверился своему сердцу. Руки сложив в замок, он прошептал: — Таким будет слово мое и нетленным останется до тех времен, пока звучит Песнь.

— Таким будет слово мое и нетленным останется до тех времен, пока звучит Песнь.

Вышедшая из мрака, тень отступила прочь и растворилась в пустоте. Осаа, не смеющая даже шелохнуться, стояла поодаль, замерев. Ясно понимающая, зрителем какой сцены явилась, гномка с благоговейным трепетом дожидалась окончания разговора Ниар и Саурона. Протекающий на повышенных тонах, изрядно разбавленный темным наречием, он не походил на мирные переговоры давно сотрудничающих сторон.

Темный Властелин, правда, оказался не таким, каким его представляла себе Королева Эребора. Добрая, но склонная к твердости, подгорная жительница с детства видела Саурона как некоего карикатурного персонажа, лишенного души и собственных переживаний. После знакомства с Миас отношение гномки к Владыке Мордора никак не изменилось. Поэтому пораженная искренностью Майрона, его открытостью и желанием пойти на мировую, Осаа долго смотрела в пустоту, поглотившую эфемерный абрис Майа.

— Он умеет правильно подать себя, — громкое обращение Ниар вывело эреборку из оцепенения. Подпрыгнувшая на месте, подгорная жительница немедля обернулась к Красной Колдунье. Последняя, явно пребывающая не в духе, метала яростные взгляды в сторону призрака. — Майрон однажды сумел обвести вокруг пальца эльфов Эригиона, заслужив себе пару новых прозвищ. Так что не поддавайся его обаянию, иначе рано или поздно пожалеешь. Где ты была?

Не зная, что сказать, Осаа спешно подошла к Ниар. Чародейка, теперь глядя прямо перед собой, покусывала нижнюю губу. Сквозь щелочку между век ее глаз просачивался легкий свет, сходный с лунными отблесками. Задумчивая, сосредоточенная, старшая Миас, наверное, давно заметила присутствие союзника рядом.

— Пыталась найти существ, желающих помочь тебе, — Осаа, нахмурившись, оглядела лицо ангбандки. — Что случилось? Ты сама на себя не похожа.

— Твой сын питает ко мне жгучую ненависть, — Миас заговорила спокойно, расставляя между слов ироничные паузы. — И я его винить не смею. Мой старый друг пришел ко мне с миром, но я отправила его восвояси, желая отплатить кровью за кровь. Мой брат и сестра моя, вероятно, гадают, отчего любимица отца поступает непоследовательно и несдержанно. А где-то сейчас, сокрытый ночным палантином, гуляет наш извечный враг, владыка над огнем и железом. Разъясни мне, Осаа, может, проблема во мне? Может быть, это действительно я усугубляю и так не слишком хорошее положение вещей?