Чертоги Казад-Дума

Каэрия

Моргнув, Красная Колдунья затихла. Улыбка померкла и горький ком застрял посреди горла. Обернувшись к спящим друзьям, чародейка поникла. Боль невероятной силы раздирала ей грудь изнутри, сдавливая под собой дух, сжигая в себе остатки добра. Видя в гномах своих друзей, Ниар прекрасно понимала, что другом им вовсе не является. Стены самообладания превращались в развалины и наружу, сквозь ураган эмоций, пробивался затихнувший на время гнев.

— Спите, пока вам спится, дети Махала, — прошипела Ниар, обходя дугой сладко дремлющих гномов. Чары Белерианда, одеялом накрывшие тела путников, ограждали

их от звуков и света. Ничто не могло разбудить смельчаков и никто. Оскалившись, Красная Колдунья сжала руки в кулаки, ощущая небывалый приток сил. — Пусть весь Аман восстанет против меня во главе с Сулимо, я не отступлю от цели своей и, если понадобится, сравняю их мир с землей. Мне не страшны их наветы и сила их тоже не страшна, так как я несу в себе свет, хранимый некогда Вардой, охраняемый Илуватаром и не задетый нотами зла. Желаю, чтобы эти гордецы и глупцы явились ко мне и взглянули мне в глаза.

Остановившись напротив Торина, Красная Колдунья замерла. Пошатнувшись, с тоской вспомнила свой разговор с Королем-под-Горой на самом высоком пике Железных Холмов. Наверное, она искренне любила его, той самой любовью, которую привыкла даровать родным, друзьям и подчиненным. Чувствуя себя преданной, униженной и побежденной, чародейка с трудом поборола жажду бросить почивающий лагерь. Слабость являлась пороком, платить за который частенько приходилось собственной шкурой. А расставаться с ней Ниар была не готова. Слишком уж дорог ей был окружающий мир, слишком сильны устои веры. Утробно зарычав, ангбандка прокляла про себя Торина. Кровь закипела от ненависти. В ушах барабанной дробью застучал гнев. Повязка же на глазах пропиталась слезами.

Ей не понадобилось много времени, чтобы взять себя в руки. После злополучного разговора с Торином Ниар вела себя тихо и мирно, пытаясь успокоиться и взглянуть на ситуацию со стороны. Выходило плохо, но деваться некуда. Стараясь ни с кем не разговаривать и никого не тревожить, вновь и вновь Красная Колдунья прокручивала в уме сказанные эреборцем слова. Рассудок отлично справлялся с осмыслением, жестко шлифуя факты и отсортировывая информацию. Однако в глубине души нагревался котел боли, начиная бурлить и обращаться в пожар. Дождавшись, когда все гномы улягутся спать, Ниар наложила на своих компаньонов чары и позволила себе громко выплакаться. Ну а после пришла ярость. Бездумная, сухая, голодная ярость, которой теперь Ниар и упивалась.

Надменно подняв голову, чародейка хохотнула. Вслушиваясь в дыхание земли, старшая дочь Мелькора представила себе день, когда вернется отец. Метнулась мыслями к воскрешению Белерианда и сосредоточила внимание на едва уловимом шорохе, что раздался в стороне. Чуткие уши уловили движение, легкое, плавное, не принадлежащее человеку. Опустив руки, Ниар осклабилась.

— А я все гадала, чью сторону ты в окончательном итоге займешь, — не оборачиваясь, Красная Колдунья обратилась к притаившейся в тени фигуре. Грациозно шагнув в сторону, выпрямила плечи и спину. Мышцы жаждали движения, как разум – интриг. — Не ожидала такого поворота событий, но не расстроена им. Твой приход – приятный сюрприз. Я могу тебе помочь чем-нибудь?

Сокрытая мантией фигура шевельнулась в страхе. Наверное, он надеялся остаться не замеченным. Недаром так постарался, организовывая

себе ложный лик. Ниар щелкнула пальцами, разминая суставы. В нос бил легко различимый запах магии. Да, этот аромат она не могла спутать ни с чем.

— Призывать к себе врагов своих глупо, — молвив чудак под балдахином. Скрипучий голос резал слух. Одно порадовало Ниар – колдун не дрожал пред лицом Ангбанда и не страшился сокрытой в чародейке силы. — Хотя кто его знает, на что вы способны. Дети Мелькора, ведь так?

— Наследники Железной Короны, верные служители Дор Даэделота, его защитники и покровители, — разжевала Ниар, останавливаясь напротив собеседника. — Саруман, старый ты прохвост, неужели прознал о нашем существовании?

— И до конца надеялся, что ошибся, — признался Майа, снимая с головы капюшон. Ниар попыталась вспомнить, как выглядит посыльный Аулэ. Раньше он был высок, худощав и черноволос. Прошедшие годы, вероятно, посеребрили голову Истари, ссутулили его плечи и покрыли лицо морщинами. — Тот, кто поведал мне о вас, дал вам имя Миас. Что оно значит?

— А ты вспомни, шарку, — перейдя на Черное Наречие, колдунья развернулась. Протянув руки к своей повязке, ловко развязала узел на затылке. Стянув плотную полосу ткани, открыла глаза, чувствуя, как ночной свет проникает в них. Эру лишил ее возможности смотреть на мир, как подобает это делать людям. Но он не мог лишить ее возможности лицезреть сущее вровень с духами, демонами и драконами. — Это слово твоего родного языка, старого, сложного, забытого. Но если ты понимаешь и мой язык, можешь называть нас Тагруму.

— Тебе известен Валарин? — Саруман, казалось, удивился. Ниар прищурилась, всматриваясь в лицо Майа. Многогранный мир преобразился: тот дар, коим до сих пор Красная Колдунья пренебрегала, оказался, наконец, полезен. Ночное зрение дозволяло улавливать незаметные движения света, окрашивая окружающее в жемчужные тона. — Сколько тебе лет?

— Я намного младше тебя, Курумо, — сообщила чародейка без утайки. Пару раз моргнув, поглядела на звезды. Окруженные нимбом молочного сияния, холодные небесные стражи безразлично взирали на спящее Средиземье. — Ты явился ко мне. Как нашел и зачем пришел к воину Дор Даэделота?

— Подобно остальным, услышал твой зов, — глава ордена Истари произносил слова медленно, с гордостью и величием. Ниар от его манеры говорить покоробило. Истинный сын своего рода, Саруман ничем не отличался от тех надменных владык Амана, что изгнали отца из Эа. — И шел на еще слышимое в воздухе эхо, оставленное спетой тобою песней. Полагаю, вскоре многие захотят встретиться с дочерью Моргота. И я далеко не самый плохой гость, колдунья. Я явился к тебе с заинтересованностью и новостями, которые могут показаться тебе занятными.

Ниар снова хохотнула. Сложив руки на груди, оглядела Майа с ног до головы. Странно, но чародей все еще не испытывал страха. Даже увидев огонь в глазницах Миас, не отступил и не запаниковал. Напротив, все более уверенно вел себя Курунир, и все шире становилась его улыбка.

— Ты – шавка Валар, с которыми я не имею ничего общего, — огрызнулась ангбандка, опять ощущая кипящее в крови бешенство. — Ты прислан сюда, чтобы избавить мир от тьмы. То есть ты мой враг и довериться тебе я не могу.