Чертоги Казад-Дума

Каэрия

— Я пришел сюда, ожидая увидеть пред собой существо, схожее духом и телом с Сауроном, — голос Курунира осип, став ниже на тон. Взгляд налился свинцом. — Но увидел простого человека, избитого, покалеченного, усталого.

— Разочарован? Другими ты нас представлял? — задыхаясь от едва сдерживаемого сарказма, Красная Колдунья поморщилась. Искоса глядя на Истари, прикидывала, как легче убить надоедливого Майа. Пока не задаваясь никакими вопросами, Ниар позволила себе плыть по огненной реке чувств. — К сожалению, мы есть то, что мы есть. Ты не ответил на вопрос, Курумо: зачем явился ко мне? Разузнать о моих планах? Или, быть может, понадеялся лишить меня жизни? Смею заверить, последнее тебе не по плечу.

Саруман, мерзко оскалившись, лишь покачал головой. Со стороны похожий на старого коршуна, Майа облокотился на посох. Выждав минуту, заговорил, в этот раз голосом веселым и звонким.

— Нет, я не разочарован, и – нет, я не собирался заполучать твои тайны, дочь Моргота. — ступив стороной, глава ордена Истари посерьезнел в лице. Глядя на Ниар исподлобья, он продолжил: — Искреннее восхищение я чувствую к вам, воины погибшего королевства, и желаю стать вам другом. Только не подумай, что мне не известна цена чужой преданности. В тебе, как и в твоем отце, кроется невиданная сила и воля, коих мне всегда не хватало. Так вышло,

что Вала Мелько ныне коротает дни вдали от Эа, но ему на смену пришли его дети, более сильные, умные и решительные. В той войне, что некогда была предсказана, будет только один победитель и имя ему Эру. Полагаю, тебе это и без меня известно.

— Продолжай, — без энтузиазма приказала Ниар. Чародей задел в ее душе струнку страха, беспокоить которую Красная Колдунья не хотела бы. Однако в словах Белого Мага таилась первозданная, исконная истина и ангбандка желала понять, к чему вел посланник Ауле.

— Твой отец со времен Великой Песни желал лишь одного – свободы для созидания без участия Илуватара, и был в своем стремлении по-своему прав, — Курунир, кажется, не шутил. Нахмурившись, принцесса Дор Даэделота ощутила смутное предчувствие скорой беды. — Он хотел освободить Фэа существ Эндора от воли Первого Певца, позволив им свободно решать свою судьбу. Искренне и честно Мелькор мечтал о мире, где Создатель не вершит суд над своими творениями и позволяет им свободно путешествовать даже за Чертогами Безвременья. Таков был его завет и таким оказалось его наследие. В тебе я вижу его отражение и былой пыл, коим обладал один из величайших Валар. Возможно, тебе суждено погибнуть в своей немыслимой и дикой борьбе, но я хотел бы верить, что действительно существуют силы, находящиеся вне воли нашего общего праотца. А потому, дабы заслужить твое доверие и твое покровительство, я открою тебе завесу тайны, которая, вероятнее всего, тебя заинтересует. Как ты явилась в Эннорат, так и враги твои не заставили себя ждать. Один из них уже путешествует по раздольям Средиземья и желает вернуть тебя и твоих близких в Аман. Он опасен, силен и тщеславен. Когда-то возглавлявший смелый и гордый народ, бессмертный эльф охотится за тобой и не боится тебя. Имя ему Феанор, Верховный Король Нолдор, создатель Палантиров и Сильмарилл.

Последняя реплика старика вышибла из Ниар дух. В темноте повисла гудящая тишина, сдавливающая барабанные перепонки. Глыба льда, мгновенно образовавшаяся на месте сердца, разрасталась и становилась все холоднее. Ангбандка, покачав головой, растерянно улыбнулась. Попытавшись представить себе того, кого описывал Саруман, безотчетно поежилась. Хмыкнув, тут же почувствовала дрожь во всем теле. Холодный пот выступил крупными каплями на лбу.

Сын Мириэль и Финве, предок Келебримбора, давно умерший владыка огня и металла. Еще один призрак из Страны Теней. Кто мог его призвать?

Ниар зарычала, уподобляясь балрогам. В ее глазах заплясал огонь, он же окутал ее тело, языками оплетая руки, ноги, торс. Восставшая из пепла ненависть воспылала невиданным пламенем.

…Майрон…

====== Глава 9.4: Враг моего врага ======

…Майрон… Только он имел достаточно крепкий дух и достаточно прозорливый ум, дабы призвать из Тени призрака. Только он и никто другой знал истинный потенциал, коим обладал Феанор как потомок наследия древних эпох. Только он желал смерти давним сподвижникам. Талрис не колебался в суждениях и не раздумывал над иными объяснениями появления в Эндоре эльфа-нолдо. Будь то воля Амана, в Средиземье явился бы Тулкас. Но никак не проклятый посулом Владыки коваль, изнутри испепеленный неистовой жаждой справедливости. Угрюмо озирая линию горизонта, Миас остановил взор на миниатюрной лачуге, маячащей вдали. Полупогруженная в непроглядный туман осенней ночи, изба теплилась в отдалении крохотным огоньком домашнего очага. Осматривая остропикие крыши огромных ульев, колдун размышлял о старшей сестре. Ниар требовалась поддержка любого, кто пожелает помочь. Вопреки природной выносливости и силе, несравнимой с ничьей другой, дети Мелькора не имели друзей среди ныне живущих. Лишь длинный список врагов и недругов числился в их имуществе, небольшом, но честно нажитом. Талрис подозревал, что в скором времени разразится чудовищная по своим масштабам битва. И если ранее лишь предчувствие подсказывало чародею о близящейся катастрофе, то ныне мага в этой правде убеждали факты гораздо более жуткие, нежели простые думы. Учитывая, что вершимое Миас правосудие требовало жертв, Талрис хотел убедиться в их необходимости. И в их правильности. Ниар пребывала в смятении, жутком, ядовитом, желчном. Маг переживал ее тревогу, подобную беснующемуся зверю на краю пропасти. Старшая сестра испытывала неутихающую боль и, в попытках перебороть ее, становилась неистовее и жестче. Чем больше вдумывалась Красная Колдунья в суть происходящего, тем больше убеждалась в своей изначальной правоте. Вновь в ее мыслях засверкал воспоминаниями Белерианд, вновь и вновь перед ее глазами проносились широкие залы Ангбанда. Сглотнув, Талрис дал короткий знак своему коню. Шайр громко фыркнул и перешел на легкий галоп, стремительно сорвавшись с места. Как подхваченный ветром желтый лист он помчался вперед, увлекаемый вглубь ночи огненным светом лачуги. Холодный воздух трепетал, овевая лицо колдуна. Стук копыт отдавался в ушах ударами барабана. Мгновенное единение с вселенной волшебным объятием обрушилось на сына Мелькора. Задыхаясь от волнения, Миас пытался отвоевать у морозного воздуха право на дыхание. В голове зазвенели колокола, и вскоре Талрис перестал обращать внимание на изменяющийся кругом пейзаж. Намеревавшийся встретиться с Ниар в ближайшее время, чародей спешил к Беорну. Никогда ранее не встречавшийся с оборотнем, колдун точно знал, что человек он честный и зла не терпит. Однако старшая сестра была привязана к медведю и хвалила его по делу и без оного. Не иссякающая вера в мудрость Красной Колдуньи породила в сердце Талриса веру в иную правду и в иной исход вековечной войны. Ниар была отличной дочерью и прекрасной сестрой. Она чудесно справлялась как с делами государственными, так и с личными. Ей удавалось, пусть с трудом, различать верные решения в кромешном мраке бестолковых идей. Она была достойна гораздо большего, чем ей даровала судьба. Впервые за много лет тишины и утайки, Талрис разглядел в ее действиях не просто попытку высвободить отца из заточения, но крепкую решимость докончить начатое. Несомненно, к Торину Дубощиту Ниар питала самые сокровенные, самые теплые и нежные чувства. В противном случае она не стала бы так яро защищать его интересы перед лицом Валар. И именно поэтому наследница Железной Короны преисполнилась силы и ярости выстоять грядущий бой. Она узрела истину в последнем ее образе и для себя поняла, кем на самом деле является и что может. Они с гномом походили друг на друга как земля и небо, в противоположности

своей совпадая и гармонируя. Момент и материя в едином потоке выстроили нить судьбы так, как того не смог бы придумать даже Эру. Но чтобы принять решение, Ниар нужен был совет. Но не Талриса или Анаэль. Ей нужен был глас вопиющего в пустыне, существа, живущего вдали от высших порядков. Сам чародей готов был ринуться в битву подле сестры в любое время, в любой час. Его не страшили возможные противники, и даже смерть своим слепым взором перестала его пугать. Талрис испытал невероятный ужас, услышав песнь Красной Колдуньи. Он впал в отчаяние, столкнувшись с Феанором на забытом тракте в Лихолесье. И, в конце концов, поняв, что назад пути нет, разозлился. Как и сама Ниар. Как Анаэль. Как когда-то отец. Чародей знал, что последует в дальнейшем. Он предполагал, что ситуация станет развиваться стремительнее после определенных выводов, которые должен был сделать пресловутый гном из Эребора. По иронии теперь в руках алчного и жадного Короля-под-Горой находились судьбы тех, кто сам привык творить судьбу. Учитывая, какие чувства питала Ниар к Торину Дубощиту, можно было догадаться, какой отпор получит гном от принцессы ангбандской. Красная Колдунья уже сталкивалась на жизненном пути с дилеммой тяжелого выбора. Талрису хотелось бы верить, что привязанность сестры к сыну Аулэ являет собой лишь фантом истинных чувств. Проблема заключалась в том, что вера эта была безнадежна – лишь глупец или слепец не сумел бы различить в поведении старшей Миас признаков глубокой влюбленности. И, чем сильнее становились чувства Ниар, тем сильнее становилась ее ненависть. А Талрис лучше других знал, какой бывает Красная Колдунья в гневе. Оставался Феанор и Саурон. Последний мог знать о планах своих друзей, а мог с той же вероятностью и ничего не ведать о них. Однако настораживал сам факт появления в Эндоре Короля Нолдор. Ведь Майрон призвал к себе корыстолюбивого явно не для бесед о стратегии боя. Нет, в его действиях легко читалось намерение убить соперников чужими руками. А Феанор? Сам Феанор? Разве мог этот эльф идти на поводу у приспешника Врага своего? Талрис не имел никаких духовных сил, чтобы поверить в это. От нолдо следовало ожидать диких сюрпризов и такой же дикостью следовало ему на них отвечать. Шайр под чародеем на мгновение сбился с шага, чуть сбавив скорость. Огладив лошадь по шее, Миас поджал губы в нетерпении. Зная, что и зачем следует делать, колдун мысленно подгонял тихо убегающие секунды. «Беорн. Мглистые Горы. Ниар, — повторял про себя Талрис как молитву. — Вперед, к Беорну. Затем в Мглистые Горы. К сестре. К любимой сестре. К той самой принцессе ангбандской, которой велит рок надеть на себя Железную Корону раньше назначенного срока». В горле от таких мыслей заклокотало. Пару раз моргнув, чародей грустно улыбнулся, впиваясь пальцами в кожаные поводья. Тяжелые думы медными цепями сковали его тело и разум. Трем воинам Ангбанда, детям Белерианда и законным властителям Страны Ужаса и Теней в ближайшее время сулила война с древними и сильными врагами. Отца рядом не было, а бывшие союзники ныне не признавали ничьей силы, кроме своей собственной. Ниар предстояло взять на себя ношу Владыки и отстоять честь своего народа пред взорами Валар. Да только вот давным-давно нет Железной Короны, а стяги Дор Даэделота канули в небыль под водами западных морей. От былого величия у Миас осталась лишь неистребимая вера в отцовские наветы. Ну и, пожалуй, свобода. Иллюзорная свобода творить жизнь такой, какой она на самом деле должна быть.

Иллюзорная свобода творить жизнь такой, какой она на самом деле должна быть. Сила, проистекающая из глубин усопшего мироздания. Разум, жгучесть и бойкость которого граничит с безумством. Вот чем владели создания, с каковыми перепадало знаться Больгу. Все как один тщащиеся заполучить власть над Средиземьем, владыки дрались друг с другом, увлекая в мясорубку междоусобиц не только друзей и компаньонов, но и ни в чем неповинных детей Арды.

Орк впервые задумался о действиях своего повелителя в подобном ключе. Раньше чернокровому и в голову не приходило как-либо толковать решения Властелина. Встретившись с Ниар в Гундабаде, а позже с Феанором в Лихолесье, уруку пришлось в корне пересмотреть жизненные приоритеты. В стратегии Больг никогда не был силен: его не обучали размышлениям и держали вдали от тайных планов; сам он с героической стойкостью признавал факт собственного бессилия в искусстве тактических манипуляций. Видит свет, чернокровый и не стал бы вмешиваться в дела господствующих, если бы не расправа над собратьями, учиненная Красной Колдуньей.

Глядя на проступающие сквозь утреннюю дымку отроги Эред-Литуи, Больг остановился. Пытаясь перевести дыхание, уперся когтистыми лапами в колени. Понуро опустив голову, чернокровый облизал губы. Потрескавшиеся от недостатка воды, они теперь нарывали и сочились сукровицей. Моргнув, урук попытался вспомнить, когда прикасался к еде. Судя по всему, последний ужин он отведал еще на севере, до прихода Ниар в Королевство Гундабада. После приходилось довольствоваться только жжением в желудке да не проходящей жаждой.

Оглядевшись, Больг заприметил рядом с собой застоявшуюся лужицу воды. Прошедшие дожди щедро оросили темную почву Рованиона, и теперь небесная влага проступала на поверхность в виде росы, огромных луж и внезапно появившихся заводей. Довольно хмыкнув, чернокровый в развалку подошел к источнику. Усевшись подле, склонился над ровной гладью и погрузил разгоряченную голову в прохладу. От лужи плохо пахло, ее поверхность заволокло мелкой ряской, но Больга ничего не могло отпугнуть. Жадно глотая горьковатую воду, урук несколько минут кряду упивался зацветшей жидкостью. Удовлетворив же себя, устало оторвал уста от воды. Взгляд скользнул по расползавшейся ряби на ровном зеркале иссыхающего озерца.

С серебристой поверхности жидкого зеркала на него взирал уродливый кошмар, способный напугать даже самых дерзких вояк. Совершенно лысый, серокожий и безгубый некто тяжело дышал, щуря выцветшие водянистые глазки. Впалые глазницы обрамляли широкие надбровные дуги. Плоский лоб поперек пересекал тошнотворный шрам, зашитый впопыхах рвущимися нитями мешковины. Мелкий ряд черных зубов виднелся в дыре приоткрытого рта. Со щек струпьями свисала подгнивающая кожа. Больг сглотнул. Собственный вид вызвал у чернокрового ярый приступ тошноты. Согнувшись пополам, урук замычал, сомкнув челюсти. Обхватив голову руками, приказал себе успокоиться.

Вместо успокоения в душу окаянного вторглись совершенно чуждые ему образы. Мысленный взор озарила вспышка света, перешедшая в пламенную бурю. Сквозь этот пожар наружу пробился уже знакомый Больгу лик чистого по природе своей существа. Охваченный языками огня, укутанный ими, точно шелком, он становился четче и яснее. Танцующий абрис пульсировал, наливался светом и радужно лучился. Вскоре Больг уже смог различить на светящемся лице рубиновые глаза принцессы ангбандской. Раскинувшая руки, танцующая со стихией, она улыбалась и пела, призывая к себе своего неверного слугу, забывшего о существовании сил старых и могущественных…