Чертоги Казад-Дума
Шрифт:
Не хотелось умирать в такой чудесный день.
Не хотелось умирать в такой чудесный день. Никому из них, если уж на то пошло. Ниар, спрыгнув с лошади, оправила промокшие ремни подпруги. Холодно смерив взглядом Короля-под-Горой, поджала губы. Хмыкнув, осторожно прильнула к лошади, делая вид, что возится с седлом. Стоящая чуть поодаль эльфийка не проявляла никакого интереса к только переплывшей реку человеческой девушке. Все внимание бессмертной было приковано к гномам, которые, пыхтя и фыркая, пытались пробиться к восточному берегу Келдуин.
Торин все еще был без сознания, что, очевидно, не могло не радовать. Красная Колдунья, хмыкнув, одернула плащ наследника Эребора. Мельком взглянула на рану, которая красовалась на руке гнома. Заглянула молодому Королю под воротничок, убеждаясь, что заветный ключ
Теперь нужно было разобраться с проблемой посерьезнее. Орки на западном берегу Келдуин вряд ли могли как-то изменить планы детей Аулэ. Они были достаточно упрямы и отчаянны, чтобы кинуться к Одинокой Горе без ключа и помощи мага. В расчеты Ниар поход к Эребору не входил, а значит, следовало менять обстоятельства.
Бросив взгляд на бескрайние северные просторы, Красная Колдунья прикусила нижнюю губу. Заставить упрямцев отступиться от своих целей казалось непосильной задачей. В ход могли пойти все те же орки, но тогда темп разыгрываемой партии должен был измениться: надеющаяся на медленную игру, принцесса ангбандская предпочитала действовать нерасторопно, осторожно и расчетливо. Чтобы отрезать детям Аулэ все пути к Эребору требовалась помощь со стороны кого посильнее, чем орки. И так как у Ниар все еще были припрятаны лишние тузы в рукаве, она решила не брезговать и использовать давно проверенное, старое оружие. Огонь.
Прикрыв веки и на мгновение отрешившись от всего сущего мира, наследница черных стен Лугбурза, точно молитву, начала повторять в уме слова языка валараукар. Темный язык ложился на мысли туманной рябью и сливался с сущим, как мужчина может слиться с женщиной в чудесном танце жизни. Летя по воздуху невидимой тенью, властный зов мчался к Эребору.
«Услышь меня, Золотой Дракон, великий разрушитель людских поселений, владыка Эребора, — странный зов разливался в уме песней, грубой, холодной, повелевающей. — Открой свои глаза навстречу солнцу, ибо один из твоих хозяев взывает к тебе и о помощи просит. Ты должен вспомнить меня, колдунью в красных одеждах, потому что именно я указала тебе на золотые дюны гномов. Пора платить за оказанные некогда услуги, Смог, так что очнись ото сна и прогони прочь забытье. Ждет тебя работа, по силам и по духу. Поднимись с перины из драгоценных камней и расправь крылья».
— Сожги Эсгарот, Смог, — Ниар прошептала последние слова, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. — Сожги долину и пусть южная часть земли вокруг Эребора полыхает пламенем Роковой Горы…
Сожги долину и пусть южная часть земли вокруг Эребора полыхает пламенем Роковой Горы… Кажется, Ниар изъяснилась предельно ясно. Ее голос, такой нежный и мелодичный, сочился ненавистью. Смог, приподняв голову над сверкающим богатством гномов, широко разинул пасть, зевая.
Никому и никогда не доводилось будить дракона так нагло и дерзко. Но к чародеям Миас вряд ли можно было применить рамки морали, годные для обычных людей: вежливостью дети Моргота не отличались, особым тактом тоже. В чертах их лиц виднелась лишь сила и внутренняя крепость. За промахи они наказывали подчиненных свирепо и безжалостно. И хоть Смог не был юн и слаб, свое место в мире он знал.
Поднявшись на лапы, дракон вспомнил тот день, когда впервые увидел свою Королеву. И хоть сама Ниар не признавала за собой права называться владычицей Дор-Даэделота, Смог видел в осанке и взгляде Красной Колдуньи тот огонек тщеславия, что мог бы стать надежной твердыней для когда-то павшего королевства Мелькора. Смутно помнивший своего бывшего хозяина, разрушивший Эребор змей чувствовал разницу между чародеями Миас и их отцом: дети Белерианда обладали мягкими душами, светлыми и добрыми, в противовес наставникам и учителям.
«Я верю в сказки, — подумал Смог, разворачиваясь на месте и понимая, что готов исполнить любой приказ хозяйки. — Верю, как наивное малое человеческое дитя, еще не познавшее жизни. Трое Миас сильны, бесспорно, но кто они такие в свете Амана? Лишь призраки минувших лет величия, островки гнева в бесконечном океане власти Валар. Но быть может, закрыв глаза, на секунду…». Эсгарот. И все пустые земли, что простирались вокруг Эребора. Сжечь, испепелить, истребить, сравнять с землей, да так, чтобы небеса пылали. Зачем такое могло понадобиться Ниар? Кто его знает. Она ведь сдала дракону Одинокую Гору и даже не дрогнула, говоря о грабежах и убийствах. Хотя прекрасно понимала, чем обернется нападение Смога (вообще, последний находил подгорный народец весьма аппетитным): смерти, насилие, слезы. Такие горестные перспективы Ниар не смущали. Да впрочем, и не могли смутить. В свои лучшие дни старшая дочь Мелькора вела за собой многотысячные армии и вырывала из рук врагов победы там, где, казалось бы, о победах и речи идти не могло. Хватка у наследницы Ангбанда была стальной, а выдержка, нужно признать, мифриловой. Фыркнув, Смог пролез по широкому коридору, разминая крылья. Впереди дракона ждал полет, долгий и интересный. Защищенный магией Миас, змей не боялся людского и эльфийского оружия, а потому предвкушал кровавый запах хорошей пирушки. Помахивая хвостом, он неспешно пробирался к выходу из Эребора, тому, что был недоступен созданиям, прикованным к земле: широкие проемы в горе служили гномам окнами и балконами. Достаточно просторные, они позволяли Смогу иногда высовывать нос из своего убежища. В этот раз, правда, высунуть нужно было не только нос. Зная, что хозяйку не подведет, Смог облизал губы раздвоенным языком и осторожно переступил с лапы на лапу, готовясь к прыжку. Земля под сильными ногами стонала и дрожала, как умирающий, измученный болезнью человек.
Земля под сильными ногами стонала и дрожала, как умирающий, измученный болезнью человек. Фили, ошарашенно посмотрев на стоявшего по правую руку брата, кинулся к Бофуру и Бильбо, которые только вылезали из воды. Порядком напуганный хоббит трясся, точно осиновый лист на ветру. Изредка облизывая посиневшие губы, он что-то лепетал себе под нос. Фили беднягу стало откровенно жаль.
Однако следует признать, полурослик очень быстро пришел в себя. Отряхнувшись и отерев лицо, он выпрямился, расправил плечи, улыбаясь друзьям. Гномы, порядком уставшие, мокрые и злые, встали вдоль берега реки. Взгляды подгорных жителей устремились к оставленным позади врагам: беснующееся орчье племя, прыгая вокруг Азога, издавало жуткие, душераздирающие вопли. Моргнув, Фили с удовлетворением понял, что гундабадец не собирается гнаться за эреборцами. Одной проблемой меньше.
— Ну, что теперь? — Ори, решившийся заговорить первым, обратил свой взор к Балину. Последний, выжимая руками бороду, хмуро пялился себе под ноги.
— Подождем, пока Торин очнется, — внес предложение Двалин. Искоса поглядывающий на Ниар, он нервно теребил края своей рубахи. Фили, не зная причин нервозности одного из старых друзей дяди, невольно поежился.
— Это плохая идея, — вступил в разговор Нори. — Что мешает оркам залезть на варгов и переплыть треклятую реку? Если будем ждать, ничего не добьемся. Эребор близко, так что предлагаю отправиться на север.
— Я никуда с вами не пойду, — звонкий девичий голосок заглушил глубокий гномий говор. Ниар, держа черного фриза под уздцы, ступила в круг беседующих. Король-под-Горой все еще покоился на спине огромного вороного скакуна. Фили, хмурясь, перевел взгляд на эльфийку, которой помог убежать от орков. Бессмертная стояла рядом и также придерживала своего жеребца за узду. — Мой путь лежит на юг, к широким раздольям и через Келдуин, к западу. Простите, милейшие, но свою роль в вашем походе я выполнила: помогла выйти из Лихолесья. Поэтому извольте забрать своего Короля и отпустить меня.