Четверги мистера Дройда
Шрифт:
Публика волной подымалась по лестнице, стремясь во второй этаж. Всюду сверкали черные фраки, блестело белоснежное белье, розовели обнаженные спины и руки женщин. Между приглашенными шмыгали суетливые фигуры лакеев.
Против Стеклянного дома толпились тысячи любопытных, напряженно смотревших на необыкновенное зрелище.
Едва войдя в залу, Арчибальд Клукс почти в дверях встретился с Аннабель.
— Вы сегодня еще более очаровательны, чем обыкновенно, — проговорил он, целуя ее руку.
— Ах, оставьте, — с сумрачным видом отвечала она. — И вы тоже, мистер Арчибальд, пришли полюбоваться унижением человека?
— Это не люди, — полушутя-полусерьезно сказал Клукс, — это низший класс.
— Нет,
— Нет, миссис, вы прямо делаетесь социалисткой, — засмеялся Клукс.
— Ну что ж, занесите и меня в ваши черные списки.
— Ваше имя записано в моем сердце.
— Вы неисправимы, — хмуро улыбнулась Аннабель.
— Есть только один способ исправить меня, — многозначительно посмотрел на нее Клукс. — Попробуйте.
Аннабель отвергалась, не отвечая. Откровенный флирт Клукса раздражал ее. Предстоящее позорное зрелище волновало ее и переполняло ее сердце горечью.
Чем она лучше этих несчастных девушек? Случайность избавила ее от предстоящей им участи. И намного ли лучше ее судьба? Она продалась одному, их будут продавать всем.
О, с каким наслаждением она швырнула бы в лицо правду всем этим пресыщенным негодяям, которые пришли сюда за острыми ощущениями, могущими расшевелить их притупившиеся чувства!
Молчание становилось тягостным.
— Пойдемте, — кивнула она Клуксу.
Он взял ее под руку.
— Вы сегодня в дурном настроении, могу я узнать причину?
— Ах, вам не понять! Вы такой же, как все!
«Женские капризы», — подумал Клукс, отводя Аннабель в первый ряд и усаживая ее рядом с Флаугольдом.
Флаугольд чуть покосился с неудовольствием на Аннабель, но по-прежнему, как всегда, процедил несколько корректно-любезных фраз. С момента возмущения Аннабель разгромом полпредства он стал присматриваться к ней и даже поручил следить за каждым ее шагом сыскному бюро.
Информация о ней не была серьезной, но сведения о ее бывшем любовнике Хозе, путавшемся среди анархистских элементов Капсостара, вызывали у него подозрения.
Он со страхом ждал известия о том, что Аннабель встретилась с Хозе, но донесения бюро не подтверждали его подозрений.
Спокойная жизнь у них кончилась, и они оба тяготились ею. Флаугольд стал проявлять черты мужа-собственника. Отсюда вытекал целый ряд неприятностей, столкновений, мелких ссор, которые мало чем отличались от обычных семейных неурядиц в каждом доме. Ревнуя ее к прошлому, он часто издевался над ее Хозе, делая ей жизнь невыносимой.
Аннабель, корректно кивнув головой, села рядом с ним. От прошлой благодарности к Флаугольду ничего не осталось. Холодные придирки к ней заставили ее жалеть о сделанном шаге, и она, сознательно идя навстречу неприятностям, мечтала о том моменте, когда расстанется с Флаугольдом.
Посмотрев на эстраду, она перевела скучающий взгляд на зрителей.
В соседнем кресле сидел Барлетт, а за его спиной Дройд с неизменным блокнотом в руке.
Зал гудел.
Публика весело разговаривала и смеялась, нетерпеливо посматривая на эстраду в ожидании торжественного акта.
Раздался удар гонга. Справа и слева на эстраду выбежали двадцать пять полуодетых женщин, выстроившихся в одну шеренгу. Потом за ними медленно вышел профессор Ульсус Ван Рогге. Его появление было встречено аплодисментами.
Черная фигура профессора резко выделялась на фоне розовых женских тел, едва прикрытых светлым газом и кружевами.
— Господа, — медленно начал профессор, — сегодняшний день является истинным празднеством, так как знаменует торжество великой идеи фашнационала и спасения человечества. Перед вами те, которые когда-то мечтали низвергнуть священные основы порядка, законности и собственности. Они дерзали восставать против законов бога и природы, которые
Профессор поклонился и под бурные аплодисменты сошел с эстрады.
— Хорошо говорит профессор, — обратился Барлетт к Флаугольду серьезным тоном, но с усмешкой в глазах. — Главные достоинства его речи — краткость и выразительность.
Аплодисменты затихли.
На эстраду взошел Ян Спара. Высокий, худой, в длинном черном сюртуке, он казался одухотворенным и проникнутым великой идеей, которую сейчас возвестит миру.
Окинул взглядом своих полусумасшедших глаз девушек и зал.
— Уважаемые леди и джентльмены! Пути господа бога нашего неисповедимы, и мы сейчас присутствуем на акте величайшего торжества божия. Великомилостивый господь бог наш не допустил в своей величайшей милости и доброте окончательной гибели неверующих отщепенцев государства и общества и через величайшее открытие профессора вернул снова в свое отцовское лоно души заблудших детей нашей церкви. Неисповедимы пути божьего провидения, и благодаря его неизреченной милости мы присутствуем при этом величайшем акте человечности. От имени церкви я говорю вам и девушкам, которые сегодня приступают к исполнению своих служебных обязанностей: благословляю вас, трудитесь для благоденствия нашей страны.
Последние слова Яна Спара вызвали овацию, и он удалился с эстрады под гром аплодисментов. Сейчас же на эстраде появился директор Стеклянного дома.
— Уважаемые леди и джентльмены! Сейчас новый выпуск продемонстрирует желающим их испытать джентльменам свою подготовку в искусстве танцев. Прошу в танцевальный зал.
Из соседнего зала раздались томные звуки ленсберри-скотта. Вся публика встала и бурным потоком потекла в зал для танцев.
Генерал Биллинг стоял и наблюдал за танцующими, предвкушая будущее удовольствие. Мимо него проплыла в танце одна из выпускных. Он не замедлил подхватить ее и, танцуя с ней, дошел до конца зала.
— Как тебя зовут, красотка?
— Мэри, сэр.
— Вы любили кого-нибудь?
— Нет, сэр.
— Мэри, я хочу вас поцеловать, идемте со мной.
— О, сэр, еще не было сигнала разрешения, я, право, не знаю.
Генерал Биллинг увлек ее в угол, задрапированный портьерами, и, крепко прижав к себе, стал целовать.
Девушка не сопротивлялась, но в ее опущенных глазах пробегали зловещие огоньки.
— Идем, — и он, грубо схватив ее за руку, потянул за собой.
— Пустите меня, пустите! — крикнула Мэри.