Четыре сестры-королевы
Шрифт:
– Я-то умею хранить тайну. А ты?
– Я никогда не распускаю сплетен о сестрах.
– А о муже? Мне бы не хотелось, чтобы кто-то узнал, что моя жена заставила меня подчиниться. Если ты поклянешься, что не скажешь о нашем договоре ни одной живой душе – даже Маргарите, – то я сохраню в тайне неверность твоей сестры.
И вот в страхе она приезжает в королевский дворец в Париже, чтобы впервые со всей семьей отпраздновать Рождество. Она надеялась дать Маргарите копию своего письма в Рим в качестве рождественского подарка. Сколько раз она представляла себе радость на ее лице, на лицах всех
– Этот маленький болезненный горбун просто проморгает те возможности, которые открывает Сицилия, – говорит Карл. – А я, моя дорогая, воспользуюсь ею как воротами на Восток.
Он хочет Иерусалим, он хочет Константинополь, он хочет империю больше, чем римский папа боится даже подумать. И он хочет видеть рядом Беатрису, чтобы, по его словам, сражалась вместе с ним и правила вместе с ним как величайшая императрица в мире. Ему стоит только произнести это, и она набрасывается на него, молотя руками и ногами, как пловец на гребне волны – и страсти. Беатриса любит амбициозных мужчин.
Теперь, когда они катят в своей заляпанной грязью карете – от холодного дождя дороги раскисли, – она видит из окошка разукрашенные кареты сестер у дворца: красную, с английским флагом, с резными белыми розами и позолоченную, внутри обитую блестящей голубой материей; и Санчину карету, еще пышнее, золотую внутри и снаружи, усеянную драгоценными камнями. Ее собственная маленькая карета из полированного дерева пяти разных цветов с золотыми украшениями и петлями кажется по сравнению с ними чуть ли не дешевкой. «Это не состязание», – слышит она в ушах голос матери. Но что могла знать мама, с ее семью братьями, о соперничестве между сестрами – особенно королевами?
Это соперничество более лютое, чем кто-либо может подумать – кроме Беатрисы и, конечно, Карла, который вырос в тени царственных братьев, так же как она росла в тени своих сестер. Маргарита мнит себя ловким политиком, но она не понимает правил игры. Сразу же, пока не остыла папина кровь, ей следовало послать войско и захватить Прованс. Правда, в то время она не была настоящей королевой Франции. И то, как проявила себя Маргарита в Дамьетте, заставляет Беатрису порадоваться, что не была. Она никогда не забудет, как Маргарита вела себя в то ужасное время; на самом деле Беатрисино самое страстное желание – быть похожей на нее, стать сильной, мудрой и преданной своей семье.
Она видела сестру в последний раз всего несколько месяцев назад, когда французские корабли, возвращаясь из Утремера, причалили в Марселе. Погода тогда была приятной, если не считать холода, исходившего от каждого Маргаритиного слова. Сама она грелась, когда выходила с Жаном де Жуанвилем побродить по средиземноморским пляжам, но под Беатрисиным любопытным взглядом захлопывалась, как ворота на засов. Беатриса чуть ли
– Держи голову выше, дорогая, – шепчет ей Карл, когда они входят в королевский дворец. – Помни, кто мы такие и кем нам суждено стать.
Людовик и Маргарита ждут их на своих тронах в дальнем конце зала. Сбоку музыканты на лютнях и дудках наигрывают приятную мелодию. Помещение освещают лампы и свечи. Маргарита выглядит великолепно, с возрастом ее лицо смягчилось, кожа лоснится, глаза сияют. А может быть, ее великолепие усиливает сидящий рядом Людовик. Даже покойник показался бы живым рядом с этим бледным угрюмым существом, одетым как нищий, в унылые лохмотья, с кругами под глазами, отчего взгляд кажется удрученным и безрадостным. Беатриса опускается на колено, чтобы поцеловать его перстень, содрогаясь от прикосновения к руке с длинными слоящимися ногтями.
– Добро пожаловать, брат, сестра, – говорит король, и его голос рокочет с неожиданной силой. – С Рождеством!
– Мое любимое время года, – откликается Карл.
– Правда? – оживляется Людовик. – Не знал этого, Карл.
Беатриса ухмыляется. Карл не выносит ничего, связанного с Рождеством, но хорошо знает своего брата.
– Будет всенощная? – спрашивает он. – Как чудесно.
Маргарита спускается с трона, чтобы обнять сестру.
– Между сестрами нет нужды в церемониях, – говорит она.
Ее голос звучит спокойно, гладкое лицо лучится дружелюбием. Она распознала любовь, думает Беатриса.
Маргарита поворачивается к Карлу:
– Добро пожаловать, Карл. Мы увидимся на пиру вечером. Наши повара готовят жареную утку, которую ты всегда обожал.
Беатриса и Карл переглядываются. Где Маргаритин гнусавый тон, будто кто-то зажал ей нос? Где ее кислая гримаса? Она продевает Беатрисину руку в сгиб своего локтя и ведет ее вверх по ступеням, ее голова высоко поднята, плечи откинуты назад. Царственно.
В Маргаритиной спальне с кресла встает Элеонора, смеясь над Беатрисиным выражением лица.
– Я ужасно растолстела, – говорит она. – Катерина родилась больше года назад, а я все еще как беременная.
– С годами становится труднее потерять вес ребенка, – замечает Маргарита. – Уверена, что уже никогда не увижу свою талию.
Маргарита подводит Беатрису к своей кровати, где лежит Санча.
– Сядь, дорогая. Не дай легкой головной боли испортить тебе радость.
– Ты не понимаешь, – отвечает Санча. – Я болею от замужества за Ричардом.
– Замужество – дело нелегкое, – замечает Элеонора.
– Но ты, похоже, не страдаешь.
– У нас с Генрихом были судебные разбирательства.
– В прошлом году он изгнал ее из Лондона, – сообщает Маргарита.
– Он сказал, что я слишком деспотична, – ухмыляется Элеонора. – Можете такое представить?
– Ричард жалуется на другое, – говорит Санча. – Он зовет меня клушей.
– Ты всегда была робкой. Он этого не знал, когда женился? – спрашивает Беатриса.
– Мама его отвлекала, чтобы не заметил, – отвечает Элеонора. – Пока он смотрел на Санчу – насколько я помню, постоянно, – мама развлекала его своими разговорами.