Чистая проза
Шрифт:
Стасик посмотрел Валентину прямо в глаза, снова обнял его и слегка потрепал за плечо. Опять Валентину захотелось уйти, высвободиться из этих объятий и, одновременно, по телу его пробежала волна гадкого наслаждения, ему нравился этот наглый мужской взгляд – если бы Стасик поцеловал его насильно, прямо тут, взасос, он, Валентин, был бы счастлив, он вдруг осознал это со всей ясностью; он уставился вниз, на свою пустую чашку и понял, что у него не хватает сил уйти.
– Что? К чему это все? Я должен у них украсть какие-то документы? Какие? Хотя, я в любом случае не собираюсь этого делать. Я их уважаю, как бы вы тут не манипулировали.
Стасик
– Я скоро. Отлить пора.
Он глупо улыбнулся и вышел.
Стасик нежно потрепал Валентина за голову.
– Классные волосы у тебя. Скажи, а голова у тебя типа эрогенная зона? У Наташки да.
– Эрогенная. Слушай, а чего он ко мне пристал?
– Хочешь, поцелую тебя?
Стасик смотрел на него спокойно и твердо, почти не моргая.
– Наташку свою целуй.
– Ага. Обязательно. Смотри: все наши капиталисты, и такие, и покрупнее, они все платят. Таков закон здешних джунглей. А этот Дима, он, сука, хитрый. Увиливает. Строительного бизнеса сторонится, чего-то там вертит, крутит, не подкопаться. Автокатастрофу ему устраивать смысла нет, пока, а вот подраздеть его немного – вполне можно. Ты ж не хочешь, чтобы он сильно пострадал? Он, в общем, неплохой мужик, я тебе верю. Давай ему поможем. Вот эти вот – Стасик показал в ту сторону, куда вышел Николай – они ж его и грохнуть могут. Им, вообще, все пох.
Валентин чувствовал, что начал потеть. Он не знал, как реагировать, что отвечать на этом экзамене.
– Так вы это ему прямо так и скажите. Я при чем?
– Валя, мы вот так прямо – не работаем. У нас репутация другая. Так что, хочешь помочь Диме? И себе заодно. Тысяч десять баксов, как смотришь?
– Десять? И кто мне их заплатит?
– Дима, кто ж еще.
– Хм. И что вы придумали?
– Про киднэппинг слышал?
– В смысле? Соню украсть?? Вы не охуели? Нет, я, не буду, не хочу. Вы спятили. Я не уголовник, это бред вообще.
– Да тебе и делать ничего не надо. Мы вас вместе украдем.
Между тем вернулся Николай. Он тихо сел за стол и размешал кофе у себя с чашке.
– Стас, погоди-ка. Значит так, Валя. Об этом разговоре ты должен в любом случае молчать. Это ты понял?
– Понял.
– Дальше. Ты пройдешь с ребенком мимо указанного нами адреса. Около вас остановится автомобиль. Из него выйдет мужчина в штатском и пригласит вас внутрь. Ты спокойно, без криков, объяснишь ребенку, что это твой дядя. Вас привезут на квартиру. Потом ты сходишь на условленное место, встретишь там Диму, заберешь у него деньги, принесешь их туда. Ну и все. После этого возвращаешься к ним домой, тебя никто ни в чем не подозревает, дружите дальше. И не забудь сделать себе в банке долларовый счет.
– Нет. А почему я? Зачем я тут вам?
– Не тупи. Валя, ты же неглупый парень. Во-первых, тебе все доверяют, и мы и они, и ребенок. Зачем нам крики, неприятности, страхи, нервы? Ты их
– И, сколько вы от него хотите получить?
– Совсем немного. Сто. Ну, или двести. Мы еще подумаем. Совсем раздевать не в наших правилах, дойную коровку не режут. И помни о нашем уговоре. Никогда. Никому. Ничего. Вообще никогда. Руки у нас длинные и крепкие, учти.
– Коровку. Вы что, каждый месяц эту операцию повторять будете? Дояры.
– Ну зачем каждый месяц. Мы же не идиоты. Пусть попасется какое-то время. В следующий раз другую операцию придумаем. Скучно повторяться. Да он после этого и сам сговорчивее станет. В общем, это все, что тебе нужно знать.
Валентин вспотел еще больше. Он боялся, что, от него, наверное, пахнет.
Стасик снова потрепал его волосы.
– По крайней мере, собаку ихнюю ты точно спасешь. Обычно они с собак начинают обработку.
– И не вздумай им об этом рассказывать.
– Николай смотрел исподлобья.
– Твой адрес мы тоже знаем. И где мама работает, и где папа. С нами не шути. День икс – на следующей неделе. Мы наберем.
Валентин сидел в троллейбусе номер девять совершенно подавленный, смотрел в одну точку и не видел ничего вокруг. Около него встала тетка с авоськами, всем своим видом намекая, что ей надо уступить место. Она преувеличенно громко охала, почти стонала, когда троллейбус разгонялся или тормозил.
– Молодой человек, вы так и будете сидеть?
– наконец, не выдержала она.
– Что? А, простите.
Валентин вышел, на две остановки раньше времени. Дошел до парка, сел на скамейку, закурил. Потихоньку темнело, где-то играли дети, на соседней скамейке тихо целовались, напротив, в деревьях, запищала птица, громко и протяжно, наверное, голодный птенец. В голове проносились мысли, много разных мыслей, и главная – уехать отсюда, сбежать, в Киев, в Польшу на заработки, куда угодно. За этой мыслью приходил страх, от страха знобило, ноги не чувствовались; ну что он может, мальчик, почти ребенок. Он вытащил телефон, долго смотрел на черный экран, включил, набрал мамин номер. Никто не ответил. Он встал, пошел за скамейку, в темноту, по высокой траве, листья задевали его лицо. Лег где-то. Закурил. Никуда не хотелось. Жить дальше вообще было неинтересно. Жучок полз по животу. Или муравей. Сверху висели ветви, над ними небо, звезды мерцали сквозь листву, он лежал и курил, всю пачку, сколько там оставалось, поджигал одну от другой, смотрел и смотрел вверх, а в конце, через час или через два, поднялся, отряхнулся, и побрел туда, где его ждали, к Миле и Диме.
Все уже спали, Валентин тихо пробрался в свою комнату, потом вернулся на кухню, вытащил из холодильника масло и сыр, сделал себе два толстых бутерброда, запил их соком и снова ушел к себе.
Его взяли на стажировку в кафе на Греческой, в центре. Нужно было учить меню, бар, и прочесть руководство для официантов. В руководстве говорилось, что хороший официант не принимает заказы, а продает товары, то есть нужно не просто спрашивать у гостей, что они хотят, а советовать, причем действовать так, чтобы они заказали как можно больше поесть и выпить. Через три дня стажировки Валентин сдал экзамен администратору Лене и приступил.