Чистая проза

Витя Бревис

Мужик увидел Валентина и протянул ему руку, не прерывая процесса еды.

– Дима. Можно на ты. А ты, значит, Тин?

– Очень приятно. Да, Валентин.

– Да ты присаживайся. Будь, как дома. Каши хочешь?

– Дим, молодежь твоих каш не ест. Я им с Сонькой яичницу варганю.

– А я люблю гречневую кашу.

– Че, реально? Да ты молодец! А ты любишь зеленую? Вот эту, видишь у меня? Ну, не жареную. Она пахнет по-другому совсем.

– Вы знаете, вот да. Именно такую и

люблю.

Мила по-бабьи всплеснула руками:

– так что, не будешь мою яичницу? Каши положить? Да без базара, я просто не думала, что ты эту кашу есть будешь.

Где-то зазвонил телефон.

– Соня, принеси папе телефон. Соня! Ты слышишь? На столе у папы в кабинете, -Дима говорил громко, почти кричал.

Валентин услышал топот детских ног. На кухню вбежала девочка лет шести, в платьице с рюшечками, в маленьких ручках она держала айфон.

– Вот молодец дочурк, давай скорее. Але! Да, я слушаю. Селитры? Три вагона. Нет, пока три. На следующей неделе больше возьму. Да, границу я беру на себя, с границей мы уж как-нибудь разберемся. Что вы сказали? Сколько? Нет, пятнадцать это много. Подождите, я щас подойду к компьютеру.

Дима вскочил с места и быстро ушел, видимо, в кабинет.

Минут через семь он вернулся с озабоченным видом, быстро доел свою остывшую кашу.

– Ну что, народ. У меня тут сделочка наметилась. Футболки мне соберешь? Дня на два. Или на три. Бритву не забудь. Прям щас.

Дима унес чай к себе, по дороге набирая что-то в телефоне.

– Вот. Опять уедет папка наш.

Мила поставила перед Валентином тарелку с кашей.
– Вот кушай – зеленая, как ты любишь. Соня, ты мыла руки?

– Мила, а ты сказала ему про меня?

– Сказала. Да ты не бойся его. Он совершенно спокойно относится. Слушай, Тинчик, мне надо на пару часов в салон съездить, и Дима так вдруг чалит… ты посидишь с Соней. Сходите с Бимкой погуляете. Оки? А то мне ее придется маме отвозить, потом забирать. Тогда я быстренько вернусь и поедем куда-нибудь покушать.

– Я не хочу-у-у с ним сиде-е-еть.

– Соня. Тин покажет тебе новую компьютерную игру. Тебе не надо с ним вот прям сидеть, вы можете играть, гулять, читать. Доедай давай!

– Да, конечно. И посидим и погуляем. Я люблю детей.

Соня оказалась вполне простым ребенком. К сентябрю ее готовили к школе, она уже знала буквы и немного могла считать. Она показала Валентину свои игрушки, игрушки были дорогие, огромные кукольные дома, целая коллекция Барби и Кенов, клетка с живыми шиншиллами. Вернее, как объяснила Соня: это не шиншиллы а чилийские белки Дегу. Или бразильские, она забыла. Они выпустили этих белок на кровать, белки бегали по рукам, забавно все нюхали. Потом Валентин ходил с Соней и Бимкой гулять в парк.

Мила вернулась часам к трем, посвежевшая и умиротворенная.

В таких длинных и новых мерседесах Валентин еще не ездил. Кожу на сиденьях и дверях приятно было трогать. В ресторане Дача на Французском бульваре он тоже еще никогда не был. Зато Сонька чувствовала себя там, как дома, знала наизусть все тамошние вкусности и, если б не мама, набрала бы полный стол десертов. А вечером они ели в ресторане Рыба, там бегали официанты, и столы были уставлены до отказа, людей было много, все хорошо одеты, и все ели, ели, ели. Заказывать Валентин мог все,

что угодно, Мила в конце взглянула мельком на чек и заплатила карточкой. Валентин прикинул, что они проели примерно треть маминой зарплаты, и ему стало немного неприятно. Они с мамой жили не то, чтобы бедно, но довольно скромно. Ему казалось, что он делает что-то не очень хорошее, обедая здесь так дорого, что лучше было бы взять деньгами и отдать их маме, чтобы она взяла недельку за свой счет, немного отдохнула от своей бухгалтерии. Он уже не злился на маму так сильно, как накануне и, почему-то, чувствовал виноватым себя. Еще ему было неудобно перед Милой, перед этим Димой, совершенно чужими, казалось бы, людьми, которым он теперь как будто бы должен. Он ведь не просил кормить себя так дорого. Впрочем, все эти мысли заплывали ему в голову небольшими серыми тучками, а в остальном небе светило солнце, Мила что-то рассказывала о своем косметическом салоне (оказывается, это был ее собственный), улыбалась, спрашивала, откуда у Валентина такие длиннющие ресницы, почти как у коровки – от папы или от мамы – он отвечал, что все девочки об этом его спрашивают, вот подстригу и вопрос отпадет; он рассказывал Миле про свой компьютерный колледж, что ему там совсем неинтересно доучиваться, но надо уже получить диплом.

Когда Соня уснула, Мила принесла из кладовки бутылку вина.

– Смотри, это Руби, видишь, этикетки нет, прямо краской нарисовано. Мы в Порту покупали. Тебе понравится, оно сладкое и очень ароматное. Но учти, это крепленое вино, закусывай, а то быстро опьянеешь.

– Мила, а ты что, каждый день пьешь?

– Ну не каждый, а вечером бутылочку сухого часто выпиваю. Это для Европы совершенно нормально. Вот Дима виски любит. У него там пару ящиков стоит. Хочешь, украду для тебя? Ты наверное не пробовал хороший виски. Мужской напиток! Хочешь? Да он не заметит.

В холодильнике нашлась початая бутылка односолодового шотландского виски. У них началась дегустация.

Опьянели они оба. Курили в вытяжку, Мила трогала волосы Валентина, водила пальцами по его щекам.

– Надо же. Такая кожа прям гладкая. Ни прыщичка. Ты уже трахался?

– Нет. Я асексуал.

– В смысле?

– Так. Нет влечения. Мне это не нужно.

– Тогда откуда ты знаешь, что ты гей?

– Знаю. Если бы я не был асексуален, я был бы геем.

– Погоди. Ну, это же бред. У тебя, вообще, ну, стоит иногда? По утрам, например.

– Да все у меня стоит. И по утрам и по вечерам. Гормоны есть. Но я не хочу. Не знаю, как это объяснить.

– А, скажи, ты, мастурбируешь?

– Блин да. И вот тогда я думаю о мужчинах. В эти моменты. Но в реале я не хочу этим заниматься.

– Ниче се знакомство, я таких людей еще не встречала. Сексофоб.

– Ну вот, теперь встречала.

– Тин, а сними-ка футболку. Давай-давай. У тебя, наверное, гинекомастия.

– Что?

– Ну, грудь такая, немного женская.

– В смысле? Нормальная у меня грудь. И член и все.

– И волосы?

– И волосы.

– А ну покажи.

– Не хочу.

– А ты видел вообще женскую грудь? В смысле голую. Близко. Не на скульптуре.