Чистая проза
Шрифт:
Нюхать кокс Валентин решительно отказался. Дима часто покупал кокаин, вот Мила нюхала гораздо реже, только в клубе или на отдыхе, она очень следила за тем, чтобы не втянуться.
Валентину совсем не нравилась тема наркотиков, а когда он узнал, что за грамм кокса Дима платит двести баксов, в нем поселилось чувство несправедливости.
– Кругом голодная, нищая страна, а вы складываете из купюр костерки и смотрите, как горит, -тихо говорил он Миле и Диме на кухне вечером.
– На этот тупой кокс вы могли бы детдом содержать.
–
Валентин покраснел. Дима насыпал на стол густую дорожку и со смаком вынюхал ее.
– Я ж понимаю твой максималистский запал. Чистая душа. Но услышь, тут так все устроено, такое говно кругом, обман, пять процентов населения наживаются на остальных девяносто пяти, сосут как пауки, тут все преступники, понимаешь, все. И я тоже. Если у тебя есть банк, ты выводишь депозиты на офшоры, пиздишь деньги людей, если строишь дома, ты жилишь везде, где можно, даешь взятки за участки, покупаешь по дешевке сырой газбетон, если есть тебе экономический смысл – замораживаешь стройку, совести нет, тебе насрать на людей, всем на всех насрать. Ты посмотри на продукты, все что сделано здесь – все говно, подделка: масло – не масло, вино – не вино, сыр – не сыр, куда не ткни – все друг друга наябывают. Мы с другом привезли в один приют машину игрушек. Так эти тетки, учителя, уборщицы, посудомойки, весь персонал, большую часть себе поуносили. Кто-то вообще на улице стоял продавал. И не стыдно никому ни хера, ни девяноста пяти, ни пяти. А кокс – хорошее дело. Но ты не нюхай, втянешься еще. Не надо оно тебе.
Уютнее и свободнее всего Валентин чувствовала себя с Соней. Она ничего не хотела от него, он не был ей ничем обязан. Соня показывала ему, как делать кукле Джейн разные прически и подбирать сумочки под цвет туфлей. Еще у Сони имелся набор косметики, они делали друг другу мэйкап и много смеялись перед зеркалом. Один раз Соня заплела Валентину косички, и это была вообще умора. У Валентина в детстве тоже была любимая кукла, он катал ее в игрушечном грузовичке, стирал одежду. Иногда Мила оставляла им деньги и они вдвоем с Соней шли куда-нибудь посидеть, отведать профитролей и пирожных макарон. Соня знала места.
– Тин, вот здесь мороженое вполне достойное, -говорила она опытным голосом, -бери с манго, не пожалеешь.
Соня рассказывала ему о своей школе в сентябре, она у нее будет частная, «с уроками живописи и разные языки». Любимая подружка Света в эту школу ходить не будет, но Соня надеялась все равно с ней дружить. Валентин соглашался, что мол да, конечно, будете дружить, играть после уроков и ходить друг к другу на дни рождения, хотя сам понимал, что обстоятельства и география очень даже разводят.
Со своими подругами Валентин общался иногда, хотя уже и не так часто, как раньше. Валентин понимал, что рано или поздно съедет от Милы с Димой, и вот тогда подруги ему пригодятся, но, с другой стороны, они же все рано или поздно повыскакивают замуж, им станет не до него. Самая близкая подруга, Наташа, которой он рассказал все, и про маму, и про Милу, завела себе недавно парня. Парня звали Стасик, они как-то все вместе сидели в кафе «Штрудель» вчетвером (Валентин был с Соней). Соня заказала штрудель с вишней и шоколадом, штрудель с вишней и грецким орехом, штрудель с маком – всего грамм по сто. Она не могла все это съесть и Валентин предусмотрительно
Стасик ему, с одной стороны, понравился, но, с другой стороны, он чувствовал что-то вроде ревности, особенно, когда Наташа заливисто смеялась его быковатым шуткам. Наверное, мама тоже ревновала бы его к Миле. Стасик занимался ремонтом мобильных телефонов, очень неплохо зарабатывал. Потом они виделись еще, уже без Сони, гуляли заполночь по трассе здоровья. Валентин пил сидр, а Наташа со Стасиком – пиво. Стасик спрашивал про про крутую хату, крутой Милин мерс и Димин джип, сказал, что необязательно, что джип был куплен новый, на самом деле не такие уж они и дорогие. Он разбирался в машинах, спрашивал про мощность и количество клапанов, но Валентин не знал.
Узкий месяц светил осторожно, как лучина, Стасик выкупался в полутьме голышом, хотя вода еще не прогрелась – люди сидели на песке, но никто не купался. Он явно бравировал перед Наташей, вытерся майкой и шел дальше в мокрой, «пофиг, высохнет на ходу, тело у меня горячее».
Он был в курсе про Валентина, но гомофобом не был, они даже шутили с Наташей, что, если одеть Валентина в платье и немного подкрасить, то Стасик, наверное, захотел бы вдуть. Они с Наташкой смеялись, а Валентин чувствовал, что краснеет. Потом Наташа ушла в кусты отлить, Валентин и Стасик курили вдвоем, мимо них прошла компания парней, и кто-то из них крикнул им, оглянувшись: эй, петушки, поцелуйтесь. Компания загоготала и остановилась, в ожидании. Валентин не нашелся, что ответить, а Стасик не испугался, сжал кулаки,
– об стену убейтесь, пидоры. Сами друг с другом ебитесь.
– Чо ты там пропищал? Ну-ка повтори!
Компания надвигалась на них, шансов, в общем, не было, Валентин приготовился умирать, но положение спасла Наташа, она выскочила из кустов, оправляя платье, и заорала, что есть мочи: «полиция-я-я-я-я», и «перестаньте, пожалуйста перестаньте», потом обвила своего Стасика руками и поцеловала взасос, как-бы загораживая его своим телом. Те парни несколько опешили и растеряли свой революционный пыл.
– Вон камеры, камеры на столбе, не видите, что-ли, щас менты придут!
– кричала Наташа.
Мимо прошла большая компания туристов, те парни сплюнули на обочину и пошли дальше. Той ночью Валентину приснился Стасик, он был в майке и, почему-то, без трусов. От него немного пахло свежим потом. Под майкой его, между футбольными бедрами, покачивался толстый член, Стасик смотрел на Валентина похотливым взглядом. Валентин был, почему-то, в женском, он смущенно теребил край платья и все никак не мог проснуться, он знал во сне, что это сон, ему противно было смотреть дальше. Слава богу, его все-таки вовремя разбудил Наташин заливистый смех, там, во сне. Нет, я не хочу этого, не хочу – стучало где-то в темени.
Мама не звонила. Позвонил отец. Они с мамой уже очень давно состояли в разводе, отец жил в другом городе с новой семьей, присылал алименты, не очень много, но регулярно, пока Валентину не исполнилось восемнадцать. Голос у отца был неровный, как будто он перед этим разговором долго бежал и запыхался.
– Валик. Ты не голодаешь? Жить есть где?
– Папа, все норм. Есть, не голодаю.
– Денег прислать тебе?
– Пришли.