Что предназначено тебе… Книга первая
Шрифт:
Стефано обжёг его ненавидящим взглядом и, перехватив руку, отобрал пушку назад:
— Не боишься, что весь город узнает, как я натягивал тебя?
Взгляд Таскони мгновенно стал серьёзным.
— Если скажешь кому-то, bimba, я с тебя шкуру спущу. Не стоит со мной шутить. Мог бы постараться и вежливо ответить на комплимент.
— Ты тоже ничего. Правда, похож на чёрта, который вылез из коптильни, — Стефано оглядел Доминико со всех сторон и заставил себя отвести взгляд.
Вообще-то корсиканец выглядел очень даже «чего». Чёрный с синей искрой костюм идеально подчёркивал волосы и глаза, делая Доминико похожим на дьявола, выбравшегося
— Идём, — корсиканец кивнул на вход.
При возведении «Ферназе Театре» приглашенный для этого архитектор Салваторе Аладжо несколько переменил устоявшиеся формы, которым следовали в театральном зодчестве его предшественники. Зрительный зал театра был вытянут в длину, амфитеатр имел полукруглую форму, и его размеры в два раза превышали размеры амфитеатра в «Олимпико» на Старой Земле. Зал этого храма Мельпомены протянулся в длину в восемьдесят ярдов, в ширину — тридцать, а в высоту — двадцать два. Он делился на две части — сцену со всеми служебными помещениями и авансценой — и зрительский зал на четыре тысячи мест. Портал сцены изобиловал колоннами, барельефами и скульптурой и своей помпезностью напоминал портал «Олимпико».
Амфитеатр «Ферназе Театре» состоял из четырнадцати рядов и был построен на высоком цоколе в форме прямоугольника, завершённого полукружием. Орхестру окружала балюстрада, расположившаяся на высоте первого ряда, к которому вели двенадцать ступеней. Позади амфитеатра располагались два яруса арок: с ложами и галереей.
На сцене в окружении пышных декораций разыгрывалась непростая история любви четверых итальянцев, каждый из которых особенно высоко ценил свою честь.
Ни для кого не было секретом, что мафиози испытывали к этой истории особую любовь — потому что в ней находили столь лестную им старинную истину: «мафиозо живёт в каждом итальянце».
— Тебе нравится, amore mio?
— Сплошное враньё.
Доминико, кажется, поперхнулся словами и выжидающе посмотрел на него.
— Ветра, какие «рыцари лупары», о чём это всё? — взорвался Стефано и, только заметив, что сидящие рядом оглядываются на него, снизил тон, чтобы продолжить уже шёпотом: — Думаешь, я полный идиот? Не знаю про вас ничего? Мафия шлифовала свои методы в период бурного подъема производства цитрусовых. Сицилийские лимоны были нужны всем ещё много веков назад, когда англичане, предки альбионцев, использовали их для лечения цинги в дальних плаваньях. Ну и, конечно, добавляли в чай. Ничего не изменилось. Они по-прежнему обожают свой туман — и летать. А лимоны и бергамот есть только у нас.
— Торговать лимонами — не запрещено, — попытался вклиниться Доминико, чувствуя, что Стефано несёт, но тот и не думал прерываться и слушать капо.
— Лимоны выращивать очень нелегко — с этим трудно спорить. Нужно убрать камни с территории, возвести террасы, построить амбары, провести пути сообщения, организовать систему водоснабжения… нужно сделать и стены, чтоб ветры не повредили саженцы и воры не собрали урожай раньше тебя. А чтобы появились первые плоды — приходится ждать восемь лет. Какая-либо прибыль появится в лучшем случае еще через несколько сезонов. Но так же верно и то, что корсиканские лимонные сады — самое доходное аграрное производство в Содружестве. Прибыль при разведении цитрусов несоизмерима с любой другой. И что мы имеем — вложения требуются большие, а лимонные деревья — очень капризны. Вся плантация может погибнуть из-за того, что «случайно» повредится водопровод.
— Просвети меня, коп.
— Палермо тогда насчитывал двести тысяч жителей и был торговой, правовой и финансовой столицей Корсики. Через руки здешних банкиров и маклеров, торгующих жильем и землей, проходило больше денег, чем где бы то ни было ещё в провинции. Палермо был центром торговли и крупным портом. Именно там совершались все виды сделок с землей — как рядом с городом, так и в других областях. Кроме того Палермо диктовал для Корсики правила политической игры. То есть, мафия родилась не из бедности и провинциального захолустья, но из сверхбогатства и власти. Я даже мог бы рассказать, кто стал первой вашей жертвой — но как-нибудь потом.
— Первой нашей жертвой… — задумчиво повторил Доминико, — ты многое знаешь, я удивлён. Но не понимаешь ничего.
— Что же я, по-твоему, не смог понять?
— Слабые будут умирать. Так было и будет всегда. Таковы правила игры.
— Надо думать, их установил ты?
— Нет. Но и не мне их нарушать.
— Ты просто не был на месте того, кто оказывается беззащитным перед лицом мафии.
Доминико расхохотался.
— Молокосос, — почти что ласково сказал он, — ты ничего не знаешь обо мне. А ещё коп.
Он повернулся вполоборота и посмотрел на Стефано в упор:
— Но я не для того позвал тебя, чтобы обсуждать историю и мои дела.
Стефано обнаружил, что рука корсиканца не только оказалась у него на бедре, но и, огладив его внутреннюю, нежную сторону сквозь непривычно тонкую ткань, поползла вверх.
— Я уже спрашивал, — спросил Стефано внезапно охрипшим голосом, чувствуя, как в паху разгорается жар. — Чего ты хочешь от меня?
— Ты обидел меня, — Доминико ещё пододвинулся к нему, так что Стефано чувствовал горячее дыхание корсиканца на своей щеке. Пальцы его продвинулись немного вверх и, едва прикасаясь к телу, закружили по набухшему мешку на штанах, вычерчивая круги.
— Думаю, — глухо ответил Стефано, внимательно наблюдая за этими движениями и силясь преодолеть желание поймать руку корсиканца и плотнее прижать к своему члену, — если я скажу, что не хотел — ты не поверишь. К тому же это будет ложь.
Пальцы Доминико резко опустились, обхватывая его член, и стиснули так, что Стефано едва не взвыл на весь зал.
— У тебя есть выбор, — Доминико приблизился к нему ещё плотней и легонько цапнул зубами за ушную дугу, — ты можешь сползти вниз, встать на колени и мне отсосать.
Доминико сделал паузу, искоса наблюдая за лицом копа.
— Я хочу, чтобы это видели все, — продолжил корсиканец, насладившись зрелищем, — чтобы все знали, что у меня отсасывает коп. А потом я выну член из твоего сладкого ротика и кончу тебе на лицо. Ты пойдёшь домой, и все будут знать, что ты — подстилка мафиози, и не более того.
Рука Стефано рванулась к штанам, намереваясь сдавить пальцы Доминико, снова вернувшиеся к своей игре. Он сам не знал, чего хочет больше — запихнуть эту руку к себе в штаны или к чёрту отбросить ее, а потому лишь накрыл ладонью и с удивлением ощутил тепло. Рука Доминико была совсем не такой, как тогда, когда Стефано касался его в прошлый раз.