Что предназначено тебе… Книга первая
Шрифт:
Молнии и правда часто били в плато на вершине Torre del Diavolo***, потому как во всех Ле Васте Пиануре Торре дель Дьяволо — единственный пик. Её величественный усечённый конус с неровными краями возносился над бегущим внизу ручьем на пятьсот ярдов, и в хорошую погоду его можно было разглядеть за милю, а может, и дальше. Внизу поперечник гигантской базальтовой скалы достигал четырехсот ярдов, а в верхней части он сужался до размеров двадцатишестиэтажного дома.
Десятки миллионов лет назад вместо Ле Васте Пиануре здесь бушевало море. На дне его оседали непрерывным потоком огромные пласты скелетов крабов и рачков, превращаясь со временем в известняк. А на месте, на котором теперь стоит Торре дель Дьяволо, через эти пласты прорвался из недр планеты огненный поток
Со временем, кратким для истории планеты, но огромным для человеческой жизни, море обмелело и ушло. Ветры и вода потихоньку разъели оболочку более мягких осадочных пород, явив миру скрытый от глаз исполинский столб. Базальты, создавшие его, постепенно остыли и превратились в вертикальные образования, напоминающие шестигранные колонны. Подобные им многоугольные призмы можно было встретить и в других местах, где встречаются базальты — из них сложена была и исполинская дамба Мостовой Гигантов на Альбионе.
Как бы ни восхищали путешественников каменные леса, которые можно было отыскать на Корсике в некоторых других местах, все они оставались лишь прекрасными видами — и не более того. Ими можно было наслаждаться, их можно было описывать или рисовать, однако вскоре следующие природные чудеса отодвигали на задний план, а потом и вовсе стирали воспоминания о прекрасных пейзажах.
Торре дель Дьяволо не мог забыть никто из тех, кто успел увидеть её хотя бы раз — исполинский монолит, созданный за много миллионов лет совместным трудом ветров, дождей и солнца с одной стороны и исступленным, неукротимым неистовством бурлящих раскалённых недр с другой. При взгляде на Башню хотелось склонить голову и замереть в почтении от осознания нечеловеческого, бескрайнего всемогущества тех сил, что скрывались, не давая о себе знать до срока, в огненной глубине Корсики и, вырвавшись на свободу, окаменевали гигантскими чёрными дулами орудий, словно стремившимися начать битву с самим небом. Торре дель Дьяволо подставляла свои неровные гранёные бока всем стихиям.
Доминико не спешил — оказаться на месте первым он не хотел. Даже приблизившись к равнине, он удостоверился вначале, что машина Стефано уже стоит на месте, а затем только приказал опустить вертолёт.
Стефано окинул его полным ненависти взглядом и без слов принялся забираться в кабину.
— Собрался бросить меня на вершине? — мрачно спросил коп.
— Расслабься, детка. Я уже сказал тебе — всё будет хорошо.
Доминико потянул Стефано на себя и едва не задохнулся от волны жара, которая передалась его рукам — Стефано был горячим, как раскалённая на солнце каменная плита.
— Посмотри туда! — выдохнул Доминико в самое ухо своему гостю, усаживая его рядом с собой и протягивая палец вперёд. Стефано смотрел. Долина в самом деле была хороша.
Но взлетавшая на сотни ярдов базальтовая мачта Торре дель Дьволо, сама собой заставлявшая смотреть только на нее, являла поистине неповторимую и зачаровывавшую картину. Безусловно, даже самые твердые базальты в итоге не выдерживали натиска стихий, и обломки гранёных колонн отрывались постепенно от края скалы и летели вниз, создавая низкий холм у её основания. Но основная часть высеченного базальтового конуса по-прежнему представляла собой великолепный каменный скол из блестящих черных переплетений каменных канатов с отвесными стенами. Подняться на него, а главное — потом спуститься вниз, было серьезным вызовом для самого умелого альпиниста — по крайней мере, последнего, кто попытался, пришлось снимать на вертолёте.
— Вижу… — сказал Стефано тихо. Голос его потонул в шуме винта, но Стефано было всё равно. Он тонул в горячих руках Доминико, оплетавших его. Вопреки всякой логике Стефано было спокойно и легко, как не было уже давно.
— Был на вершине когда-нибудь? — спросил Доминико, всё так же удерживая Стефано рядом с собой, будто опасался, что тот может упасть.
Стефано покачал головой.
— Отлично.
Доминико
С осторожным любопытством он наблюдал за корсиканцем, который, потягиваясь, как пантера, двигался к лавовому карнизу. Бешеный ветер трепал полы его плаща, делая его похожим на рвущиеся навстречу наступающей ночи крылья летучей мыши.
Стефано осторожно шагнул вперёд и остановился у Доминико за плечом.
Оба молчали, разглядывая бескрайний простор.
— Зачем ты привёз меня сюда? — спросил Стефано негромко.
— Хотел, чтобы ты побывал здесь со мной.
Стефано молчал. Он понимал. И ему безумно хотелось коснуться хотя бы кончиками пальцев маячившего перед ним плеча.
Стефано бросил короткий взгляд на вертолёт.
— Мне это место напоминает те края, где я начинал.
Стефано поднял брови.
— На Манахате есть подобная гора?
Доминико покачал головой.
— Глупый коп. Знаешь, чем я занимаюсь?
— Плациус?
— Вроде того, — губы Доминико надрезал смешок, — сейчас никто не любит его.
Он на какое-то время замолк, а затем облизнул губы и произнёс:
— Это было почти… Почти двадцать лет назад. В Манахате тогда творилось чёрти что. Оружейные заводы и фабрики галет работали без перерыва. Торговцы снаряжением и оружием не могли удовлетворить спрос. Все издания пестрели объявлениями: датами отправки паромов, рекламой необходимых товаров и инструментов для сбора, рекомендациями всех мастей: что взять дорогу, что есть в джунглях, как спасаться от жары и от проливных дождей. Все посадочные станции заполнились жаждущими богатства. Едва добравшись до порта, они вламывались на паромы — даже если там уже не было мест. Должно быть, Содружество не видело такого ажиотажа со времён Исхода. Мостовые Манахаты заполнили ватаги авантюристов. Жажда наживы сметала любые различия: врач с Альбиона вступал в плациодобывающую компанию, организованную его же лакеем. Студенты, изучающие теологию, профессора из Кембриджа, писатели и учёные объединялись с корсиканскими эмигрантами, механиками и чиновниками, фрахтовали одно судно на всех и брали курс на планету. Матросами у них становились офицеры из Ромеи, которые искали обогащения так же, как и другие.
Впрочем, на поиски плациуса делали ставку далеко не все. Самые расчетливые и дальновидные сразу догадались, что куда надёжней будет не обдирать булыжники самим — а выманивать денежки у таких идиотов, как мы. В Манахату тогда стекались иммигранты со всех концов галактики — впрочем, как и теперь. У этих вновь прибывших не было с собой ничего. Манахата внезапно стала рынком весьма платёжеспособных покупателей, легко тративших все свои деньги на самые обыкновенные товары. Торгаши поставляли им лопаты и кирки, лекарства, винтовки и револьверы, одежду, пледы, без которых на планете было не обойтись.
Паромы тогда ходили не так, как сейчас — было всего два плато, где они могли причалить, а дальше нужно было отправляться по земле — или по воде. Люди брали лодки, нанимали мулов… И вперёд. За мечтой.
Доминико снова усмехнулся и замолк. Стефано не перебивал его. Он будто бы увидел, как проступает настоящее лицо под этим белым — похожим на маску.
— Нелегко оказывалось сговориться с аборигенами о переправе. Порой собиратель отдавал плату вперёд — и всё равно оставался без лодки. За то время, что ты снимал с мула тюки, паромщик отправлялся в путь, взяв на борт другой отряд собирателей, заплативших десятком пенни больше. Несчастному оставалось только торчать на берегу, то и дело стирая пот со лба и опасаясь подхватить местную водяную лихорадку. Я быстро обнаружил, что единственным способом добиться честности от перевозчиков будет устроиться в лодке сразу после передачи денег — и уже никуда из неё не выходить. Так я провёл почти сутки. И только к концу следующего дня пирога отчалила.