Что-то кроме магии
Шрифт:
Приговор вынесен и обжалованию не подлежит. От чувства жгучего бессилия хотелось выть в голос.
— Вы утверждаете, что разрушение телесной оболочки неизбежно... Значит ли это, что кто-то уже пытался провести изгнание и потерпел неудачу? — Северус почти не верил в то, что говорил, но легко сдаваться он не собирался. — А если переосмыслить его опыт? Вдруг он ошибся?
Чем сильнее раскалялся негодованием один, тем холоднее делался другой.
— Попросите у мадам Пинс труды экзорцистов, начиная с античных. Они все есть в открытом доступе. Может быть, найдете что-нибудь.
— Есть еще один выход... Что если предложить Волдеморту другое тело?
—
— Станете изучать его, будто диковинного зверя? — неприязненно проронил Северус.
— Нам надо понять мотивы Тома Реддла. А для этого нужно, чтобы он ощущал себя в относительной безопасности. — Дамблдор встал, давая понять, что совещание окончено. — Послезавтра прибывают преподаватели, Квиррелл должен быть в их числе. Встретите его, поговорите... Потом доложите о своих наблюдениях.
— Я для вас бессменный шпион...
— Не стройте из себя оскорбленную добродетель. Шпионом вы стали значительно раньше своего перехода на службу в Хогвартс. И в качестве доброго совета напоследок: избегайте в дальнейшем любых личных отношений. Привязанность к кому-либо — непозволительная роскошь в нашем деле.
* * *
Мадам Пинс быстро нашла в каталоге все необходимые книги. Ах, если бы пергамент можно было пытать! Северус не остановился бы перед хорошим «Круцио» для каждого из фолиантов, да и авторам бы досталось. Ленивые, равнодушные, высокомерные бездари! В один голос заявляющие, что лишь мелкие и слабые духи могут быть изгнаны без вреда для носящего их, а могучие и особо зловредные оставляют после себя человеческие развалины. И нигде ни слова о любой, пусть малейшей, но попытке спасти жертву!
Северус в ярости захлопнул последний том. Библиотекарь осуждающе покосилась на него, но ему было не до сердитых взглядов. Ощущение тошного бессилия, возникшее еще в кабинете Дамблдора, не оставляло его. Впервые в жизни он не знал, что делать.
* * *
С недавнего времени Пивз нашел себе новое развлечение: он подкарауливал слизеринского декана у входа в кабинет и выливал на него то, что удавалось стянуть у эльфов или Филча: кастрюлю компота, ведро белил или банку сиропа. Хозяин кабинета поначалу ругался, затем попробовал кидаться заклинаниями, но быстро обнаружил, что лучшая тактика — отплатить полтергейсту той же монетой. В результате Пивз однажды целый день летал весь покрытый жидкой позолотой, а в другой раз вдруг оказался голым, потому что от одного из Северусовых зелий на нем сделалась невидимой вся одежда. На сегодня хулиган с самого утра заготовил бочонок прокисшего пива и устроился над дверным проемом в ожидании прихода человека.
Скрипнула дверь... Мощный вонючий поток окатил декана с головы до ног. Пивз замер в предвкушении игры, но облитый всего лишь бросил вполголоса «Эванеско» и, не обращая на удивленного полтергейста никакого внимания, уныло
— Ау, парень, я тут, — на всякий случай позвал Пивз. Ответа не последовало.
Кровавый Барон, обычно исполнявший в их играх роль арбитра, знАком велел ему помолчать и подплыл ближе.
— Вот скажите мне, долгосуществующие и все повидавшие, — не дожидаясь его вопроса, глухо заговорил Снейп, — Почему лучшие гибнут первыми? Почему они вообще гибнут, а разные... расчетливые и невозмутимые живут себе и живут? Наверное, я круглый дурак, потому что до сих пор так и не понимаю этого.
— Северус, что случилось? — осторожно спросил призрак.
Пивз отставил бочонок и спрыгнул с притолоки на стол. Моргана, уже которую неделю корпевшая над сложной вышивкой, отложила свою работу. И человеку отчего-то стало чуть легче на душе.
Когда он окончил пересказ беседы с Дамблдором, Пивз решительно заявил, что немедленно берет ведро самых густых помоев и отправляется в кабинет директора.
— Это не поможет, — вздохнул Снейп. — Да и не в директоре дело...
— Честно тебе скажу, за тысячу лет в Хогвартсе не случалось ничего подобного, — Барон был необычайно серьезен. — И дело Квиринуса действительно дрянь. Но, знаешь, весь мой многовековой опыт говорит о том, что живые, в отличие от нас, умеют выкручиваться из самых безнадежных ситуаций. Ты жив, Квиринус жив, а значит, еще не все потеряно. Думаю, надо дождаться его приезда и затем уже действовать по обстоятельствам.
— Так я оболью директора? — уточнил Пивз.
— Если потребуется — обольешь, — отрезала Моргана. — Но пока еще рано.
— Лучше выясни, где он прячет магистериум, — посоветовал Барон.
Пивз в предвкушении потер руки и штопором ввинтился в потолок.
Глава 50. Смех во тьме
Зона аппарации располагалась недалеко от ворот Хогвартса. В обычные дни тут было пустынно, но сегодня на площадке то и дело возникали фигуры в мантиях: преподаватели возвращались на работу. Они раскланивались — более или менее любезно — друг с другом и шли к замку. Непременно бросив перед тем заинтересованный взгляд на одного из своих коллег, который отчего-то не торопился покидать пыльный, испещренный следами пятачок земли.
Квиррелл прибыл одновременно с Флитвиком и Синистрой. Снейп услышал знакомый голос еще до того, как на площадке появился говорящий.
— Профессор Флитвик, не могу описать словами, до чего рад вновь вас видеть! Знаете, ваши уроки до сих пор вспоминаю с большим удовольствием. Аврора! Вас не зря назвали в честь богини утренней зари! Годы идут, а вы все так же свежи и прекрасны!
Декан Рэйвенкло и преподавательница астрономии смущенно улыбались, а будущий учитель ЗоТИ, затесавшись между ними, продолжал сыпать комплиментами. Широкий фиолетовый тюрбан делал его похожим на странный оживший гриб.
— Северус! — не меняя интонации, воскликнул Квиррелл при виде друга. — Ты все такой же хмурый! Ну как можно грустить в такой чудесный день!
Он как будто позабыл о своих спутниках и теперь быстрым упругим шагом направлялся к краю зоны аппарации, где неподвижно стоял Снейп и пристально смотрел на него.
— Зачем ты намотал на голову шарф?
— Тебе не нравится? — белозубая улыбка сияла весельем. — А Сивилла находит, что мне очень идет!
Искрилась улыбка, благородно лоснился дорогой темно-серый шелк мантии, светилось здоровьем еще недавно изможденное лицо, и блестели глаза — как лучший голубой фарфор.