Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро
Шрифт:
Графъ очевидно начиналъ нриходить въ волненье и даже нкоторый гнвъ. Осмотрмвшись, онъ говоритъ:
— Меня удивляетъ ваше недовріе, госиода. Когда я снабженъ такими письмами отъ обществъ…
— Вы ихъ показывали и въ Кенигсберг?
— Конечно!
— И, однако, они не убдили майора!
Каліостро только мигнулъ глазами и продолжалъ:
— Я прізжаю въ дикую и варварскую страну…
— Позвольте, господинъ гость! Не слдуетъ порочить тхъ людей, которые оказываютъ вамъ гостепріимство. Мы вовсе не такъ дики, какъ вамъ угодно думать: у насъ есть посвященные и общество; кром того, почтенный докторъ Штаркъ уже давно преподаетъ намъ церемоніальную магію.
— Церемоніальная магія! — нетерпливо воскликнулъ
На порог стояла Анна-Шарлотта Медемъ, окруженная тми же д'тьми. Каліостро быстро подошелъ къ нимъ.
— Тутъ есть какой-нибудь ребенокъ нездшній?
— Какъ нездшиій? — спросила Шарлотта, — они вс изъ Митавы.
— Я хотлъ сказать, не изъ этого дома.
— Вотъ маленькій Оскаръ Ховенъ. ему давно пора домой! — отвтила двушка, выдвигая впередъ мальчика лтъ шести.
— Нтъ! — проговорилъ тотъ упираясь.
— Какъ, ты не Оскаръ Ховенъ?
— Не надо домой!
— Пусть онъ останется на полчаса! — сказалъ Каліостро и затмъ продолжалъ властно, будто отдавая приказаніе — остальныя дти пусть удалятся. Пошлите письмо къ г-ж Ховенъ, пусть узнаютъ, что она длала въ семь часовъ, подробно и точно. Здсь все свои?
Медемъ молча наклонилъ голову въ знакъ утвержденія.
Заперевъ двери, Каліостро положилъ руки на голову малепькаго Оскара и поднялъ глаза къ пебу, словно въ мысленной молитв. Затмъ произнесъ страннымъ голосомъ, совсмъ не тмъ, что говорилъ до сихъ поръ:
— Дитя мое, вотъ книжка съ картинками, ты увидишь тамъ маму. Говори все, что замтишь.
При этомъ онъ об руки сложилъ тетрадкой и помстилъ ихъ ладонями къ глазамъ малютки. Тотъ вздыхалъ и молчалъ, его лобъ покрылся испариной. Было такъ тихо, что было слышно, какъ по-трескиваютъ восковыя свчи на карточномъ стол, и тихоньковорочается собака.
— Говори! — повторилъ Каліостро еле слышно.
— Мама… мама шьетъ, и сестрида Труда шьетъ. Мама уходитъ, кладетъ шитье, подвигаетъ скамеечку подъ диванъ… сестрица одна… ай, ай! Что это съ сестрицей? Какъ она поблднла… держитъ руку у сердца. Вотъ опять мама, она цлуетъ Труду, помогаетъ ей встать… А вотъ пришелъ Фридрихъ… онъ въ шапк… кладетъ ее на сундукъ… обнимаетъ маму… Труда улыбается… Фридрихъ очень красный…
Ребенокъ умолкъ. Вс оставались неподвижио на мстахъ, часы тикали. Лицо мальчика перестало быть напряженнымъ, и онъ заснулъ спокойно. Въ двери постучали.
Въ письм г-жи Ховенъ было написано: «Въ семь часовъ я шила съ Гертрудой, потомъ вышла по хозяйству. Вернувшись въ комнату, я увидла, что съ дочерью сердечный припадокъ, она была страшно блдна и рукою держалась за сердце. Я очень испугалась, стала ее цловать, стараясь перевести въ спальню. Тутъ совершенно неожиданно для насъ вошелъ Фридрихъ, который вернулся изъ имнія раньше срока, и котораго мы считали за десять верстъ отъ Митавы. Дочери стало легче, такъ что она даже стала улыбаться. Тутъ пришелъ вашъ посланный, и вотъ я пишу».
Медемъ читалъ письмо вслухъ. Не усплъ онъ его окончить, какъ Шарлотта черезъ всю комнату бросилась къ
Каліостро, смясь и плача стала цловать ему руки и колни, восклицая словно изступленная:
— Дождались, дождались! О, учитель! Какой счастливый день!
— Милое дитя! — нжно сказалъ Каліостро, цлуя Шарлотту въ лобъ и поднимая ее съ пола.
Графъ Медемъ почтительно подошелъ къ Каліостро и скаэалъ, наклопяя голову:
— Учитель, простите ли вы нашу недоврчивость, наше сомнніе? Поврьте, только желаніе искренняго разсмотрнія и добросовстность заставили насъ не сразу раскрыть сердца. Дни лукавы, а враговъ у братьевъ не мало.
3
Порывъ
Кром того, имя черезъ отда большія связи, Анна-Шарлотта ихъ энергично поддерживала, будучи яростной корреспонденткой и, сидя въ Митав, имла повости, привязапности, порученія, дла, бездліе, свднія о книгахъ, автографы знаменитостей почти изъ всхъ городовъ Германіи, Россіи, Полыии, Франціи и Англіи. Она знала почти вс европейскіе языки и была хорошей музыкантшей, играя на фортепьяно, скрипк и арф и обладая пріятнымъ, нсколько сухимъ голосомъ.
На слдующее утро Лоренц сдлали визитъ Шарлотта съ матерью, ея тетка, г-жа Кайзерлингъ и другія дамы ихъ кружка, а скоро графъ и графипя переселились къ Медемамъ, чтобы Каліостро удобне было наставлять своихь новыхъ учениковъ. Пошли весенніе дожди, не позволяя часто выходить изъ дому. Каліостро былъ всецло занятъ устройствомъ новой ложи, и даже часть дома Медемовъ передлывали спеціально, чтобы можио было собираться и длать опыты ясновиднія, точно слдуя указаніямъ новаго учителя. Лоренца нсколько скучала, хотя и подружилась съ Шарлоттой. Но идеалистическая экзальтированность двицы Медемъ не очень нравилась итальянк и была ей даже непонятпа, такъ что графиня чаще проводила вечера за картами съ пожилыми дамами.
Это было уже въ начал апрля. Графъ пошелъ погулять по уединенной дорог, рдко обсаженной березами и ведущей къ кладбищу. На середин пути было выстроено довольно неуклюжее круглое сооруженіе съ тремя окнами, называвшееся «кладбищенской бесдкой», туда никто не заходилъ, такъ какъ оно стоялъ въ сторон и казалось мало привлекательнымъ съ виду. Сюда-то и зашелъ Каліостро не столько отдохнуть, сколько для того, чтобы остановить быстро бгущія мысли, которыя рисовали уже ему Петербургъ, куда онъ намревался отправиться, дворъ, сверную Семирамиду, будущую свою славу, вліяніе и новыя путешествія, новые успхи, новые ученики. Каліостро отгонялъ эти мысли, но, когда случалось ему быстро ходить, особенно одному, всегда эти картины, эти мечты приходили ему въ голову. На этотъ разъ графу показалось, что его мсто уже занято, такъ какъ изъ бесдки раздавались голоса, но оказалось, что внутри никого не было. Каліостро заглянулъ въ окно; оказалось, что по другую сторону зданія, гд былъ пустырь, находилась скамейка, гд теперь сидло двое молодыхъ людей, одного изъ которыхъ графъ сейчасъ же узналъ за брата Анны-Шарлотты, молодого Амедея Медемъ, другой ему былъ неизвстенъ. Они продолжали разговоръ громко, очевидно не думая, что ихъ кто-нибудь услышитъ, къ тому же зная, что мсто очень пустынно.
— Я такъ измучился въ разлук! — говорилъ тотъ, кого графъ не зналъ, — я считалъ не только дни, часы тамъ, вдалек отъ всхъ васъ, отъ тебя, отъ ненаглядной Шарлотты… Помнитъ ли она обо мн?
— Она тебя любитъ иопрежнему… но теперь… отецъ вдь запретилъ говорить о теб посл того, какъ ты поссорился со своимъ батюшкой…
— Съ тхъ поръ, какъ разнесся слухъ, что отецъ лишилъ меня наслдства и выгналъ изъ дома?
— Зачмъ такъ горько говорить? Конечно, отецъ, желая сдлать свою дочь счастливой, не можетъ опираться на одни твои чувства.