Чудесная жизнь Іосифа Бальзамо, графа Каліостро
Шрифт:
— Что это такое? Зачмъ онъ дерется? Уберите его сейчасъ же.
Вторая оплеуха опять свалила его съ ногъ.
— Да что же такое? Что онъ все дерется?
Каліостро схватилъ его за волосы и еще разъ повалилъ.
— Да кто есть-то?
— Я? Марсъ.
— Марсъ?
— Да, Марсъ.
— Сь Марсова поля? А я богъ Саваоъ.
Каліостро опять его ударилъ.
— Да ты не дерись, а давай говорить толкомъ.
— Кто это? — спросилъ графъ, указывая больному на его родственниковъ.
— Мои рабы.
— А я кто?
— Дуракъ.
Опять оплеуха. Больной былъ бось, въ одной рубах и подштанникахъ, такь что можно было опасаться, что онъ зашибется, но Каліостро имлъ свой плань.
— Кто
— Марсъ съ Марсова поля.
— Подемъ кататься.
— А ты меня бить не будешь?
— Не буду.
— То-то, а то вдь я разсержусь.
У графа были заготовлены дв лодки. Въ одну онъ слъ съ больнымъ, который не хотлъ ни за что одваться и былъ поверхъ блья укутанъ въ бараній тулупъ, въ другой помстились слуги для ожидаемаго графомъ случая. Дохавъ до середины Невы, Каліостро вдругъ схватилъ бсноватаго и хотлъ бросить его въ воду, зная, что неожиданный испугъ и купанье приносятъ пользу при подобныхъ болзняхъ, но Василій Желугинъ оказался очень сильнымъ и достаточно сообразительнымъ. Онъ такъ крпко вцпился въ своего спасителя, что они вмст бухнули въ Неву.
Каліостро кое-какъ освободился отъ цпкихъ рукъ безумнаго и выплылъ, отдуваясь, а Желугина выловили баграми, посадили въ другую лодку и укутали шубой. Гребцы изо всей силы загребли къ берегу, гд уже собралась цлая толпа, глазвшая на странное зрлище. Больной стучалъ зубами и твердидъ:
— Какой сердитый, вотъ такъ сердитый! Чего же сердиться-то? Я не богъ, не богъ, не богъ, ей-Богу, не богъ. Я Васька Желугинъ, вотъ кто я такой! А вы и не знали.
— А это кто? — спросилъ графъ на берегу, указывая на родителей Желугина.
— Папаша и мамаша! — отвтилъ тотъ, ухмыляясь.
— Вы можете его взять домой, разсудокъ къ нему вернулся, — молвилъ Каліостро.
Графъ, желая отереть воду, струившуюся по его лицу, сунулъ руку въ карманъ и не нащупалъ тамъ табакерки, подаренной ему Государыней.
Васька, видя озабоченное лицо Каліостро, засмялся.
— Табатерочку ищете? А я ее подобралъ!
И откуда-то, какъ фокусникъ, вытащилъ золотую коробочку.
— Гд же ты ее подобралъ?
— У вашей милости съ карман и подобралъ.
Графъ обвелъ глазами присутствующихъ и молвилъ:
— Разсудокъ къ несчастному вернулся.
— Понятно вернулся, разъ табакерку своровалъ! — раздались голоса.
Тутъ ударила пушка съ крпости. Больной закрестился, залопоталъ: «не богъ, не богъ!» и хотлъ выскочить изъ шубы и пуститься бжать въ мокромъ бль, но его удержали. На набережной былъ и асессоръ Исленевъ, и жена его; оба находились въ сильномъ возбужденіи, и асессоръ казался пьянымъ. Каліостро хотлъ-было хать домой переодться, такъ какъ, не разсчитывая самъ на ванну, не захватилъ съ собою перемны платья, какъ вдругъ къ мсту происшествія подкатила открытая коляска, въ которой важно сидла Лоренца, а рядомъ пахмуренный Потемкинъ. Лоренца выскочила къ мужу и стала его разспрашивать, но снова толпа шарахнулась, разступилась и глазамъ всхъ предстала Императрица съ маленькимъ зонтикомъ и лорнетомъ у глазъ. Коляска Государыни остановилась почти у самаго тротуара. Обозрвъ мокраго Каліостро, разряженную Лоренцу, смущеннаго Потемкина, мокраго же въ одномъ бль изъ-подъ шубы Желугина и прочихъ, Екатерина улыбнулась и промолвила:
— Да тутъ все знакомые! Я думала, наводненіе, а это графъ чудеситъ. Но что это за люди?
— Я не богъ, я не богъ, я Васька Желугинъ! — затараторилъ излчившійся, пытаясь выскочить изъ своего тулупа.
— Что это за шутъ? Юродивый?
Екатерина нахмурилась.
— Разумйте языцы! — гнусаво и очень громко возгласилъ асессоръ и ударилъ себя въ грудь. — Цлитель и спаситель, графъ Калоша, благодтель! — онъ тянулся поцловать у Каліостро руку, жена его тянула за полу, ваточный картузъ свалился, а за нимъ растянулся и самь асессоръ.
— Онъ
— Матушка, Государыня, десять лтъ ходилъ съ ракомъ!.. — завопилъ-было Исленевъ, но его подняли и уволокли.
— А кто же эта дама? — дальше спрашивала Екатерина, снова поднимая лорнетъ, который она опустила на время выступлепія Желугина и Исленева.
— Моя супруга, графиня Каліостро.
Лоренца присла чуть не до земли.
Императрица долго смотрла на нее и на Потемкина, наконецъ, молвила:
— Я и не знала, что графиня такъ хороша.
— Для меня хороша, она мн жена.
— Ну, я думаю, что графиня и не для одного графа хороша! — сказала Государыня и дала знакъ трогать, но, обернувшись, еще добавила — Что это, граф, я слышала вздоръ какой-то. Думаю, что враки. Вдь ты же полковникъ испанской службы, а Нормандесъ увряетъ, что нтъ у нихъ въ спискахъ полковника Каліостро. Путаетъ наврно. Ну, будь здоровъ, не простудись.
Дла Каліостро пошли все хуже. Императрица стала къ нему замтно холодна, съ нею вмст и дворъ не такь сталъ относиться къ графу. Доктора съ Роджерсономъ во глав заволновались и стали распускать всякія сплетни про своего конкурента. Говорили, что онъ излчиваетъ только нервозныхъ субъектовъ или мигрени. Про ребенка, котораго онъ вернулъ къ жизни, увряли, что тотъ былъ просто подмненъ другимъ. Баронъ Гейкинъ и графъ Герцъ злословили и острили насчетъ Каліостро во всхъ салонахъ. Самъ Потемкинъ сталъ какъ-то неровенъ и не такъ часто бесдовалъ съ учителемъ, предпочитая почти открыто выставлять Лоренцу какъ свою любовницу. Это грозило скандаломъ.
Кавалеръ Карберонъ, Мелиссино и другіе друзья совтовали Каліостро ухать, тмъ боле, что Адамъ Понинскій зазывалъ графа въ Польшу, а шведскій король Густавъ тоже передавалъ свое приглашеніе, спеціально приславъ въ Петербургъ полковника Толля. Проборовшись съ врачами почти годъ, Каліостро выхалъ изъ Пегербурга въ апрл 1780 года, при чемъ полиціи донесли, что графъ выхалъ изъ всхъ заставъ. Везд его видли, и везд онъ оставилъ свою подпись. Куда онъ выхалъ съ заплаканной Лоренцой, было неизвстно, но пріхалъ онъ тмъ жс апрлемъ въ Варшаву.
9
Въ польской столиц Каліостро встртили любезно и пышно. Пріхавшій раньше него Понинскій всхъ предупредилъ о прибытіи великаго учителя, расхваливая его силу, будто это возвышало въ общественныхъ глазахъ и самого пригласившаго. Ложа тампліеровъ ждала съ нетерпніемъ графа, ожидая отъ него новыхъ откровеній; варшавскіе алхимики и каббалисты, а ихъ было не мало, интересовались его химическими опытами и пресловутымъ свтящимся камнемъ, о который можно зажигать свчи, и который гаснетъ отъ простого прикосиовенія рукава; дамы мечтали о предсказаніяхъ и интересовались графиней Лоренцой, а самъ Адамъ Понинскій фантазировалъ, что онъ выпроситъ у Каліостро домашняго духа и будетъ водить его гайдукомъ. Собственно говоря, Варшаву они только прохали, прямо отправившись въ загородный домъ Понинскаго, гд для Каліостро были отведены пять комнатъ, и въ отдльномъ флигел тотчасъ же начали устраивать лабораторію подъ присмотромъ пана Мосчинскаго. Въ первый же свой выходъ въ лож Каліостро всхъ поразилъ слдующей демонстраціей. Велвъ всмъ присутствующимъ подписаться на пергамент, онъ сжегъ его у всхъ на глазахъ и потомъ тайными формулами заставилъ тотъ же свитокъ упасть съ неба нетронутымъ, съ полными, даже не закоптившимися подписями. Нсколько свтскихъ предсказаній упрочили его извстность.